За два года распутной областной жизни с ним произошли следующие события. Он записался в секцию стрельбы из пистолета и уже через пару месяцев выполнил норматив мастера спорта. Сдал четыре сессии, не провалив ни одного экзамена. На первом курсе, в канун Нового Года напился пьяным, разбил голыми руками окно, но был коварно остановлен дежурным преподавателем во время попытки совершить первый в истории человечества полет без помощи механических приспособлений. После этого к алкоголю он больше не прикасался, не взирая ни на какие угрозы, мольбы и хитрости товарищей.
Большую часть времени он проводил в своей комнате, стоя с литровой бутылкой из-под молока, наполненной водой, в вытянутой вперёд руке*. Левый его глаз закрывала зловещая чёрная повязка. Иногда его заставали за кульманом, и гораздо реже — за общением с другими жителями общаги. А ещё, когда темнело, он предавался сну — под рёв ли магнитофона, скрип ли половиц или драку с применением мебели. Оторвать его от какого-либо из занятий не удавалось никому.
* Есть такая технология тренировок по стрельбе. Унимает естественную дрожь в руках и укрепляет используемые при стрельбе мышцы.
Студенты соревновались в усилиях рассердить Лёху, но всегда с одним и тем же результатом — нулевым. Больше других усердствовал сосед из 228-ой по прозвищу ББМ*, но и его потуги завершались тем, что он попросту выходил из себя.
* ББМ - сокращённо от «боевая безмозглая машина».
- Лёха, а Лёха! - начинал он обычно противным писклявым голосом, едва Лёхина голова касалась подушки.
- М-м? - отзывался тот.
- Ты что, спать собрался?
- У-гу.
- А свет тебе не выключить?
- Не-а.
- А магнитофон не мешает?
- Не-а.
- Может, потише сделать?
Лёха оставлял фразу без ответа, и ББМ продолжал.
- Лёха, а Лёха!
- М-м?
- А у тебя женщины были?
- У?
- Я имею в виду по-настоящему?
- А?
- Так были или нет?
- М-м?
- Вот дубина! - заводился ББМ и, чтобы снять стресс, шёл рушить ногами выключатели на стенах в коридоре.
Лёха стойко сносил любые жизненные неурядицы и не ругал судьбу. Он не выяснял отношений, но предпочитал обходить конфликты стороной.
Так однажды на втором курсе, найдя себя в списке не прошедших флюорографию*, он очень удивился, потому что точно помнил — посещал кабинет, раздевался, становился голым торсом под всепроникающие лучи. Но спорить ни с кем не стал, а пошёл и ещё раз просветился. На следующий день проверил новый список, вывешенный деканатом, с угрозами недопущения к занятиям, и опять обнаружил в нём свою фамилию.
* Прохождение флюорографии один раз в год — обязательная процедура для советского человека. Отлынивание строго каралось.
- Иди к руководству и объясни, что произошла ошибка, - посоветовали ему.
Лёха вздохнул, делая вид, что согласился с доводами товарищей, а сам помчался на флюорографию по третьему разу.
- Угробят они тебя своими просвечиваниями, - пожалел его Серега.
- Ничего, - ответил Лёха. - Справлюсь как-нибудь.
Серегу Лёхино соседство по комнате вполне устраивало, потому что выгод оно сулило гораздо больше, чем неудобств. Во-первых, его можно было совершенно безболезненно заставить сделать в комнате уборку или сварить обед. Для этого требовалось только сказать, что сегодня его очередь — он всё равно с календарем свериться не догадается. Во-вторых, ему в невероятных количествах слали из деревни деликатесы: колбасы из диких козлов, домашние сыры, запечённых в русской печи перепелов и глухарей, а картошку так вообще везли с оказией грузовиками. В-третьих, он посещал все без исключения лекции и записывал их в свои конспекты слово в слово. Понятно, что в условиях зачётной недели или сессии его тетрадь ценилась на вес золота.
Недостатков проживания на одной территории со столь неординарным существом мы коснемся чуть позже.
В тот вечер Лёха немного задержался со сном. Ему никак не удавалось нарисовать график, похожий на признанный наукой образец. Данные, полученные во время лабораторной работы, не ложились в нужные точки. Оставалось два варианта: записаться завтра на переделку лабораторной или же применить другую технику вычисления. Поразмыслив, Лёха склонился ко второму.
Он внимательно изучил листок с цифрами, скреплёнными подписью преподавателя, и аккуратно стал делать в них исправления, пользуясь старым лезвием «Нева» и резинкой. Прилетевший в окно комок мёрзлой земли застал его врасплох. Но не отвлёк. Сереге, командовавшему артобстрелом, понадобилось ещё, по крайней мере, три точных попадания, чтобы Лёха встал и выглянул на улицу.