— Ильина? Остаётесь? Уходите? — историк с самым невинным видом кивает в мою сторону, и я машу рукой, мол, остаюсь.
Сажусь за первую парту, чтобы если что сбежать…
— Да что происходит-то? — хнычет Валикова. — Ничего не понимаю.
— Ничего страшного, — успокаивает историк. Ему явно очень весело, что для этого ледяного принца совершенно нетипично. — Не всем дано быть и красивыми, и умными. Александр Второй, прошу! — великодушно дозволяет.
В группе похороны, Александр с радостной улыбкой начинает:
— Батя мой родился в девяносто шестом. Мужик он был дельный, ЗОЖ: не курил, не пил, пешком ходил. В общем и целом — молодчага. Брат его был Александр Первый. Тёзка мой, ну собственно в честь дядьки меня и назвали, ага. Дед был Павел, бабка — Маша…
— А давайте-ка к карьерным достижениям, — предлагает историк, вытягивая ноги. Великолепия ему не занимать.
— Легко! — хмыкает Александр. — Как упоминала. — мягкий, почти влюблённый взгляд на меня, — княжна Ильина, — и даже голос тягучим как патока делает, — восточный вопрос был очень важным для бати.
Уже понимаю, что парень не завалит темы, ибо в ней хорошо разбирается, а вот Валикова продолжает мотать головой вправо-влево, как милая смешная собачка. Не уверена, что она и теперь осознала, что изначально речь шла о нашем герое-Аполлоне. Когда Саша заканчивает выступление и под звон аплодисментов садится на место, я киваю Роне и Нике, присылаю подготовленные заранее шпоры СМСкой и уношу ноги из лекционной.
От жары даже моя кожанка чуть ли не плавится, и всё потому что осень до омерзения тёплая. Сижу на траве под деревом, пью колу и подставляю солнцу лицо.
— Княжна Ильина, — голос надо мной ужасно знакомый, и да, я знаю, что это Александр, но всё-таки ещё кого-то он мне напоминает.
Есть мужские голоса совершенно безликие, а есть вот такие — запоминающиеся.
— Цесаревич Александр, с чем пожаловали? — с деланным равнодушием протягиваю, продолжая нежится в лучах солнышка. Киваю на траву рядом с собой, чтобы не загораживал свет.
— Да меня тоже с пары отпустили. Этот Егор Иванович — толковый мужик. И почему его все боятся? — задумчиво бурчит Александр, но мы-то с ним прекрасно понимаем, ПОЧЕМУ этого золотого препода все недолюбливают.
— Потому что принципиальный, а в группе привыкли, что по общим предметам нас не трогают, — лениво разъясняю очевидное. — История нам не по профилю, в жизни не пригодится. Все ждут от него автоматов и поощрений за “ничто”.
— А ты? — судя по сопению, Саша устраивается рядом.
— А мне он нравится ты правильно сказал… толковый, — открываю, наконец, глаза и не могу не улыбнуться цесаревичу. Он сидит рядом, прислонившись к тому же широкому дереву, что и я, и улыбается так же как и я, будто сам того не желая.
— Мне нравится у вас. Весело, — щурясь от лучей солнца, одним глазом на меня косит Александр. — И интересно, — машет на корпус чем-то зажатым в руке. Мельком вижу пахабную обложку с голой парочкой и отвратительной обработкой.
— Это что-о? — аж настроение улыбаться пропадает.
— А-а-а, роман. Хранцузззский. Ну якобы. Роксана Блэк “Тайная страсть”. Валикова всю дорогу им перед моим носом крутила, мол, читает книги и жить без них не может. Я чуть в тачку не въехал, потому что она обзор загородила. Пришлось швырнуть эту макулатуру на заднее сиденье, где это и осталось, — заканчивает на кислой ноте.
— Офигеть. Тайная страсть?.. Гонишь! — я тоже озадачена.
— Не-а, — он открывает книгу и начинает читать аннотацию. — “Генриэтта не знала о том, что её давно назначили наследницей огромного состояния… — и даже интонацию лирическую придаёт голосу. — После смерти старого князя, девушке на голову сваливается огромная сумма и билет в высшее общество, но прошлое следует за ней по пятам. Совративший её некогда мистер Эдден намерен вновь овладеть юной красавицей, но теперь ей есть что терять… "
На этом мы с Сашей давимся смехом и я отбираю книгу:
— “Генриэтта посмотрела на общество, собравшееся в зале скучающим
взором, — начинаю с пролога. — Неужели мне отныне предстоит стать частью всего этого? Генриэта красива, её рыжие локоны струятся по полной груди… ”
— Стой! Там так и написано? — вскидывает брови Александр. — По груди? Волосатая грудь? — заглядывая через моё плечо, чтобы убедиться своими глазами. — А картинки есть?
— Слушай дальше! — нетерпеливо дёргаю плечом, скидывая его наглый подбородок. — …Ей едва минуло двадцать три и она уже почти стара, но ещё недостаточно молода, — запинаюсь в праведном недоумении. — Что блин это значит? — кошусь на Сашу.