— Странно, — протягиваю нарочито задумчиво, — а вчера кто-то нас убеждал, что парень определился! Быстро же ты, дорогая моя, переобулась!
— Я не. переобувалась! Не будь злюкой! — Ника дуется. В глазах обида, сопит, будто высказаться хочет, но явно слов не находит. А это чревато. Есть у подруги такая манера, сама накосячит, конфликт раздует, и виновными всех кроме себя назовёт.
Так что… привет Тёма, мой друг по несчастью. Пойдём с тобой вместе потом за цветами.
— И ты несправедлива! — всё же выдыхает Ника. — Это просто спор, ничего особенного!
— ловит взгляд Рони для поддержки и та кивает:
— Вер, ну что ты теряешь, а? Тебе пора развеяться, ты вся в учёбе!
— Вот-вот, — поддакивает Ника, одна эта фраза наполняет бедняжку абсолютной уверенностью в себе и обида мигом проходит. — И пора… совершить безумство! И, о господи, почему мы об этом вообще говорим? — разводит руками. — Что такого? Это шутки! Память! Месть! Вендетта! Мы. отомстим! — заканчивает с победной улыбкой.
— Кому? За что? — опешиваю я.
— Ну. — тотчас заминается Ника и теперь на Роню мечет затравленный взгляд, выпрашивая помощи. — Они же развели бедного мальчика. — мямлит, понимая, что остаётся в одна. Роня, как и я, с не меньшим интересом ждёт ещё причины “за”. — Слухи теперь.
— Которые ТЫ и распустила! — услужливо напоминаю я.
— Ну не суть, — легкомысленно отмахивается Ника. — Так вот мы спасём его репутацию! И отомстим Ивановой! — голос крепнет, наливается силой, как у Анжольраса на баррикадах, агитирующего народ на революцию. — И покажем, что тоже умеем шутить. Ты на чьей вообще стороне? — переходит в атаку. — Тебе же его не обманывать нужно, а просто немного под-тол-кнуть в нужную сторону! — наставляет и меня на путь истинный. И это напрягает до скрипа зубов, потму что логика отсутствует напрочь:
— Что-то тут не чисто, — делаю шаг к Нике. Пока она хлопает ресницами, беру её лицо в ладони, чтобы не отвела взгляд и пристально смотрю в широко распахнутые голубые глаза.
— Что? — недовольно стонет она, спаливаясь в своей корысти.
— Ах ты шельма! — шиплю на подругу.
— Ты где это слово взяла вообще? У бабули украла? — Ника пытается обижаться, но краснеет. Роня таращится на нас с открытым ртом, будто не догоняет в чём тут суть.
— Это не ты с Тёмой поссорилась, а он с тобой! — уличаю Нику, позволяя отвести взгляд. Только подруга оказывается на свободе, отступает и окончательно краснеет до корней волос.
— И что он тебе сказал? — мягче напираю. — Что ты шуток не понимаешь?
— Да! — пару секунд помявшись, как в воду опущенная, кивает она. — Сказал, что геев обижает не он, а. я! — фыркает, защищаясь. — Своими. предрассудками… И что я сама никогда бы. И ещё Иванова эта. Ну Вера, ну поддержи меня! Это же великий проект! — сбивчиво частит, прыгая с темы на тему. И уже не оправдание, а каша получается.
— Шутки — не проекты! Нельзя спроектировать. шутку, — качаю головой в ответ. — Ты невыносима, ей богу!
— Да нет же, пойми! Это войдёт в историю! — кивает так уверенно, словно и правда в это верит. — Перевоспитание.
— И как много “зрителей” у этого “шоу”? — складываю руки на груди и скептически смотрю на Нику, которая медленно меняет цвет кожи, как хамелеон, возвращаясь к обычному виду “не помидорки”.
— Ну… — задумчиво тянет Ника.
— Понятно, уже ставки ставят, — усмехаюсь, уловив масштабы трагедии. Как в воду глядела, не так проста моя подружайка!.
— Ну он не знает! — заверяет рьяными кивками Ника, словно это единственная причина “нет”.
— Много “ну” Ника!
— Он не знает! — вторит с большей твёрдостью она. — Только самые. приближённые.
В общем я успела раздуть скандал, — хнычет она, а я в шоке развожу руками.
— Когда, блин, успела!? — правдено негодую.
Все, кто оказывается в поле нашего разберательства, оборачиваются на нас. Роня берёт нас с Никой под руки и уводит в укромный угол:
— Девочки, прошу, без лишних глаз и ушей, — шипит сквозь милый оскал.
— Пара прошла! — во мне продолжает бурлить возмущение. — Одна единственная пара!
— в уме не укалывается.
— А много и не надо. Вполне хватило встречи с Ивановой, — оправдывается Ника. — Вот она и помогла…
— Дуры! — заключаю беззлобно, но в сердцах. — Обе! — припечатываю вердикт. — Матушки, что за жесть?! Треш и угар, не могу вообще, — красноречиво машу рукой.
— Ильина? — раздаётся окрик со стороны.
Поворачиваюсь и вижу организатора конкурса.
Мелкая, юркая женщина лет пятидесяти, вопросительно взирает на меня поверх алой оправы очков. Пристально так смотрит, с подозрением.