Убрав продукты, я приготовила себе миску овсянки со свежими ягодами и кленовым сиропом. Завтрак на ужин или обед и завтрак на завтрак были для меня привычным делом. Я была утренним человеком и любила все, что связано с первым приемом пищи за день, включая кофе. После еды я брала свою кружку кофе без кофеина и перемещалась в огромное кресло перед потрескивающим камином. Мне потребовалось несколько попыток, чтобы разжечь его, но я была рада, что потрудилась, потому что морская соль в поленьях придавала пламени великолепный голубой и зеленый цвет.
Было тихо и красиво, и мне хотелось любить свою жизнь теперь, когда я свободна, но даже свобода не могла закрыть зияющую бездну одиночества в моей душе. Оно одолевало меня в темноте между засыпанием и сном и в разрозненные моменты тишины между уроками в школе.
Когда рядом со мной скрещивались голубки, неразрывно связанные друг с другом, как магниты, как две вещи, элементарно предназначенные друг для друга. Я знала, что это происходит в основном от того, что я всю жизнь была изолирована, заперта от своих ультраконсервативных родителей из-за ошибок, которые они совершили с моим братом. У меня не было друзей, только семья, и даже она была безвозвратно разрушена к одиннадцати годам.
Это также произошло потому, что я была романтиком, но у меня не было романтики. Никогда. Я с вожделением следила за Кингом, и то короткое время, которое мы провели вместе, было самой большой связью, которую я когда-либо создавала.
До отъезда у меня, возможно, был дом и муж, но я никогда не была любима, не имела его и не жила с его пульсом внутри меня. Я лежала без сна, пока Уильям тихо похрапывал рядом со мной, и представляла, какой жизнью я могла бы жить, если бы у меня хватило сил убежать, бороться с судьбой, которую мне уготовили родители. Я мечтала о мужчине, который полностью овладеет мной, вырвет меня из комфорта и безопасности и погрузит в страсть и хаос. О мужчине, который будет смотреть на меня, а не сквозь меня, как мой муж. Мужчину, который был бы настоящим мужчиной, возможно, тем, кто сам рубит дрова и чинит протекающие трубы. Не тридцатишестилетний адвокат из маленького, глубоко религиозного городка в прериях, который подружился с моими родителями и взял меня в качестве восемнадцатилетней невесты, потому что я была красива, практически девственна и не имела для себя больших устремлений, чем те, которые задали мои родители. Я мечтала об этом восемь лет, прежде чем, наконец, что-то предпринять.
Теперь у меня был красивый, ветхий домик в прекрасном городке и должность учителя в одной из лучших школ на западном побережье. Я должна была быть довольна; я должна была быть самым счастливым человеком на свете. Однако, сидя у камина и углубившись в один из бесчисленных романов в мягкой обложке, я беззвучно плакала, а рядом со мной сидело одиночество, мой единственный спутник. В какой-то момент я представила себе горловой гул мотоцикла, проносящегося мимо устья моей длинной подъездной дорожки, подумала о будущем, которого у меня никогда не будет с Кингом, и слезы стали немного сильнее
Глава девятая
Крессида
— Давай погуляем.
Был прохладный, но яркий день поздней зимы в Энтранс. Солнце пробивалось сквозь тонкий слой облаков, как серебро, падая на цветы, которые на западном побережье распускаются рано, как только растает последний снег. Воздух был холодным и чистым, таким ароматным, что я постоянно втягивала его глубоко, и легкие покалывало от холода. Я все еще была закутана в старое белое замшевое пальто с меховым воротником, которое я купила в винтажном магазине в Ванкувере по дешевке, на руках были бледно-розовые перчатки, а на голове — платок. В руках у меня был кофе из кафе «Медовый мишка». Это был грязный чай — латте, мой любимый. Как Кинг узнал об этом, я не могла сказать точно, но он стоял возле моего стола после третьего урока, который, как я знала, был свободным (потому что я неэтично воспользовалась полномочиями учителя и распечатала копию его расписания).
Я знала, что это от него, потому что вместо моего имени на боковой стороне картонки было написано «детка».
В течение двух недель я не общалась с ним вне занятий и тех безумно красивых яблочных стихов, а он все еще пытался добраться до меня. Я была в ужасе от того, что это сработало.
— Крессида?
Я вынырнула из своих мыслей и наконец настроилась на Уоррена, который сидел рядом со мной за столом для пикника, пока мы ели наши обеды. По идее, мы должны были присматривать за детьми, которые слонялись по футбольному полю, крошечной рощице деревьев слева и ультракрутому спортзалу под открытым небом справа. Многие ученики лежали на траве, пили газировку и наслаждались солнечным светом, хотя на улице все еще было некомфортно холодно.
В какой-то момент с нами были Рейнбоу и Тей, но, очевидно, они ушли во время моих мечтаний о Кинге.
— Прости — пробормотала я. — Что ты сказал?
Уоррен победно улыбнулся мне, его лицо куклы Кена превратилось в идеально симметричную ухмылку.
— Сходи со мной на свидание.
— О — Я не удивилась приглашению; Уоррен не скрывал своего восхищения мной с тех пор, как официально представился две недели назад. Тем не менее, я ждала этого момента, пыталась отсрочить его, будучи дружелюбной, но холодно незаинтересованной в нем. Возможно, Крессида, которой я была в восемнадцать лет, отчаянно нуждающаяся в любви и совершенно наивная, наслаждалась бы вниманием Уоррена. Но сейчас он меня раздражал. Во-первых, он пользовался спреем для тела «Axe» (прим.пер.дезодорант). Какой взрослый мужчина пользуется спреем для тела «Axe»?
— О, да, или о, нет? — пошутил Уоррен.
Я открыла рот, чтобы ответить, когда почувствовала на себе пристальный взгляд. В этом не было никакого смысла, но я знала текстуру взгляда, то, как они горячо падали на мою кожу, затем властно скользили по волосам, по щекам и шее, словно физическая ласка. В этом взгляде были слова, которые говорили об извращенных планах в отношении моего тела, обещания, что однажды они сбудутся.
Глаза Кинга на моей коже говорили со мной так красноречиво, как никогда не говорил ни один мужчина, кроме него. Мне стало интересно, что сказали бы его руки на моей коже, если бы ему дали такую возможность.
Теперь я чувствовала их ревность, тяжелую и горячую, когда наклонялась к Уоррену.
— О, нет — мягко сказала я своему коллеге. — Мне жаль, но я еще даже технически не разведена. Это слишком рано.
Уоррен уже кивал, наклоняясь ко мне с принимающей улыбкой.
— Конечно, я знал, что ты так скажешь. Я могу подождать.
— Правда, я бы не стала. Я была замужем восемь лет, мне потребуется время, чтобы это пережить.
Его брови взлетели вверх.
— Ты не настолько стара, чтобы быть замужем так долго.
Раздражение пронзило меня.
— Ну, я была.
— Ты, должно быть, была маленькой невестой, — пошутил он. — Неудивительно, что у вас ничего не вышло.
Я вздрогнула, потому что его слова прозвучали слишком близко к сердцу. Восемнадцать было слишком рано для замужества, и мои родители должны были знать это, а не культивировать. Они практически передали меня Уильяму, как только высохли чернила на моем школьном аттестате.
Мой телефон громко пиликнул в кармане. Я посмотрела на экран, поблагодарив за отсрочку, пока не увидела сообщение.
Лисандер: На парковке.
Ничего хорошего не могло произойти от того, что мой бывший брат-заключенный бродит по моему месту работы, особенно в такой подготовительной школе, как EBA, где всех оценивали по их богатству и благопристойности.
— Извини, Уоррен. — пробормотала я, не поднимая глаз, сунула телефон в карман и быстрым шагом направилась за угол к парковке.
П — образная парковка была в основном пуста, студенты и преподаватели ушли на обед, и я не знала, есть ли у Лисандера машина или нет. Я стояла возле научного корпуса, щурясь на солнце, пытаясь найти его, когда большая рука схватила меня за плечо и потащила за кусты.