Лакей проводил Федру в утреннюю комнату и исчез.
У окна спиной к ней, стоял мужчина. Достаточно красивый, чтобы лишить женщину дара речи. И достаточно уверенный в себе, чтобы при желании пренебречь элементарной учтивостью.
Он обернулся, и Федра облегченно вздохнула при виде его теплой улыбки.
– Как хорошо, что ты пришла! Я как раз собирался к тебе. Мы могли разминуться на улице.
Федра не знала, чего ждать, и теплое приветствие Эллиота ободрило ее. Действие, которое он всегда оказывал на нее, ничуть не ослабло за минувший месяц. Она почувствовала, что задыхается.
Эллиот усадил ее на один из стульев, стоявших вокруг стола, а сам занял другой.
Федра положила пакет на стол.
– Я принесла тебе книгу моего отца.
– Спасибо, я уже прочел ее. – Он указал на стопку страниц на другом конце стола.
Федра глубоко вздохнула, стараясь овладеть собой. И чтобы полнее ощутить его присутствие и запах. Все это было так похоже на мечты, заполнявшие ее голову ночами. Только в этих мечтах он заключал ее в объятия и они…
Хотя Эллиот находился так близко, что она могла коснуться его, в нем чувствовалась отчужденность. А его самообладание свидетельствовало о том, что он далеко продвинулся на пути к избавлению от ее чар.
Это наблюдение так расстроило Федру, что ее сердце болезненно сжалось. Но чего еще она могла ждать?
Эллиот постучал по пакету.
– Это настоящий успех, Федра.
Федра подавила порыв прижаться губами к его руке. Они не виделись месяц, который показался ей вечностью.
– Я заметил, что там нет упоминаний о Чолгроуве, – сказал Эллиот.
– Он убедил меня, что мой отец заблуждался на его счет.
Он единственный, кому это удалось. Эллиот кивнул.
– Однако ты сделала небольшую приписку, касающуюся твоей матери.
– Ты сердишься на меня за это?
– Я знаю, как много он значил для тебя.
– Зато никто больше не попадется на этот крючок. Я подозреваю, что эти статуэтки и камеи по-прежнему поступают в Англию. Видимо, он обнаружил сеть по изготовлению подделок, когда посетил Италию после войны. Вещи, которые он привез, легко разошлись, и он решил переехать туда и зарабатывать таким способом себе на жизнь. – Эллиот грустно улыбнулся. – Я сам чуть не стал участником этого мошенничества, когда предложил продать новую статуэтку, которой он обзавелся.
– Он не принял твое предложение, Эллиот. Не хотел, чтобы ты запачкался в этом. – Хотя и не возражал, чтобы пачкались другие. И бессовестно использовал Артемис, когда она безрассудно влюбилась в него.
– Вообще-то я получил от него письмо на прошлой неделе, – отозвался Эллиот. – Должно быть, он написал его вскоре после нашего отъезда из Позитано. Среди прочего он выразил интерес к тому, чтобы я все-таки нашел дом для его маленькой богини.
– Мне грустно это слышать. Я надеялась, что у него остались крупицы совести хотя бы по отношению к тебе.
– Очевидно, нет.
Она представила себе юного Найджела Торнтона, наблюдавшего в безмолвной тоске, как Матиас Гринвуд покоряет женщину, которую он любит. Возможно, Торнтон видел камею у Артемис, но получила она ее не от него.
– Наверное, я никогда бы не узнала, что это был Матиас, а не Торнтон, если бы ты не направил ко мне Чолгроува и не убедил меня встретиться с ним.
Он печально улыбнулся:
– Я сразу же написал Матиасу, что ты все знаешь. Что его тайна раскрыта.
– Я тоже.
Она сделала это ради Эллиота. А не Матиаса. Эллиот тихо рассмеялся:
– Что ж, у него будет возможность покинуть Италию, прежде чем туда доберутся обвинения, выдвинутые против него в мемуарах.
– Возможно, ему не придется делать это в одиночестве. Я подозреваю, что Уитмарш участвовал в этом мошенничестве. Он должен был знать, что бронзовая статуэтка, которую показал нам Матиас, отлита иначе, чем это делалось в античные времена. Однако прикинулся невеждой. Сансони говорил мне, что подделки изготовляют в горных селениях на юге. Мне кажется, Уитмарш именно этим и занимался во время своих утренних прогулок. Посещал мастерские. Жаль только, что Тарпетте не придется спасаться бегством вместе с ними. Думаю, он брал у Матиаса деньги, чтобы смотреть на его делишки сквозь пальцы.
– Если это так, то Кармелита позаботится о том, чтобы об этом знало все население Позитано.
В глазах Эллиота блеснуло восхищение.
– Ты продумала все до мелочей, не так ли? Надеюсь, теперь ты удовлетворена? Твоя мать отомщена, и ты примирилась со своими последними воспоминаниями о ней.
Удовлетворена ли она? Федра не знала. За последние недели ее представление об Артемис сильно изменилось. Словно она наконец стряхнула с себя остатки детских иллюзий и увидела свою мать в истинном свете.
Она по-прежнему благоговела перед ней. По-прежнему уважала и ценила ее. Но больше не считала себя обязанной отстаивать ее суждения, осознав, что Артемис, как любой человек, могла ошибаться.
– Пожалуй, я обрела душевный покой в этом вопросе.
Эллиот сжал ее руки.
– Ты не только дополнила некоторые отрывки, но и убрала другие, дорогая.
Федра молчала, глядя на его руки, смуглые, сильные и очень мужские. Особенно ей нравилось, когда он вот так сжимал ее руки: крепко и в то же время нежно. Женщина может многое узнать о мужчине по его рукам.
– Почему ты не сказала мне, что уберешь отрывок о смерти офицера в колониях?
– Я решилась на это в последнюю минуту. Книга уже была в наборе. – Федра рассказала, как она бросилась в типографию с просьбой внести еще одну поправку. – Я продолжала надеяться, что ты найдешь доказательства того, что это не правда. Хватило бы крупицы сведений. Даже при том, как мы расстались в последний раз, я не сомневалась, что ты не оставишь попыток выяснить, как все было на самом деле.