— Так вы собираетесь ложиться, князь? — в глазах Лизы мелькнул лукавый огонек.
— Нет, нет, — поспешно ответил тот, — я буду сидеть подле вас и следить за тем, что происходит на станции. Мы не должны пропустить момент, когда проснется сторож и поедет дальше.
— Как часовой на посту?
— Охранять вас — занятие почетное и.., даже приятное.
— И все же я советовала бы вам прилечь рядом со мной. Здесь места хватит обоим. Обещаю — я не стану смущать вас. Или вы за себя не ручаетесь? — поддела его Лиза, кокетливо поводя плечом.
— Однако я понимаю, почему так непросто складывается ваша жизнь с господином Забалуевым. Если вы и с ним так же остры на язычок, то ему стоит только посочувствовать.
— Обещаю не искушать, — Лиза торжественно подняла руку, как будто присягала. — И не обижайтесь, я сама не могу понять, почему мне удобно с вами. Мы так близко знакомы всего несколько дней, а кажется, словно прошла вечность. Вечность, которая прожита в согласии и любви. Странное ощущение, не правда ли?
— Н-не знаю, — пробормотал Репнин. — Я как-то не задумывался…
— Вы — и не задумывались? Полноте, князь, вы не производите впечатление человека, лишенного способности рассуждать здраво и вести себя благородно. В вашей жизни вообще все должно быть спокойно и размеренно.
— Увы, — покачал головой Репнин. — И я знал минуты сумасбродства. Да-да, не так давно я дрался на дуэли из-за женщины.
— Она, надеюсь, оценила вашу жертву?
— Да, и весьма своеобразно — отвергла меня.
— Вот как… — тихо произнесла Лиза. — Значит, у вас тоже разбито сердце. Именно поэтому вы понимаете меня, как никто другой. У нас с вами много общего.
— Даже постель, — попытался пошутить Репнин, но от смущения вышло особенно неловко.
— Ах, вот вы как заговорили?! — улыбнулась Лиза. — Похоже, вы желаете провести эту ночь в компании ямщиков?
— Ни в коем, случае! — притворно испугался Репнин. — Среди них очень редко встречаются прекрасные барышни.
— А женщина, из-за которой вы стрелялись, — вдруг с тоской спросила Лиза, — случайно, не…
— Это Анна, воспитанница старого барона Корфа, — кивнул Репнин.
— И вы все еще любите ее?
— Я не готов ответить на это категорическим «нет», но, честно говоря, в последние дни я даже не могу о ней думать. И не потому, что события развиваются столь стремительно, не оставляя для размышлений ни сил, ни времени, нет! Я не стремлюсь думать о ней.
— А я почти избавилась от мыслей о Владимире, — Лиза с теплотой посмотрела на Репнина и легла поверх одеяла на кровать. — Знаете, мне вдруг почудилось, что в какое-то мгновение вы были готовы меня поцеловать.
— Грязная почтовая станция — плохая декорация для начала нового романа.
— Вы романтик, Миша, — мечтательно сказала Лиза. — Это такая редкость… И я не намерена вас так просто отпускать от себя.
Сказав это, она зевнула и поудобнее устроилась на подушках.
— Спокойной ночи, князь.
— Благослови вас Господь, — прошептал Репнин, с благоговением наблюдая, как она погружается в сладкую дремоту.
Лиза уснула быстро — сказались недавние волнения. И впервые за все это время сон ее был глубоким и спокойным, словно чья-то уверенная рука ограждала ее от невзгод и грядущих опасностей. И, глядя, как она улыбается во сне, Репнин почувствовал такой прилив нежности, какой не испытывал с детства — счастливого и безоблачного…
Он разбудил Лизу одним осторожным прикосновением губ к ее прохладному, умиротворенному лбу.
— Что же вы остановились, Миша? — по-кошачьи потягиваясь, спросила она без тени смущения.
Ее голубые глаза в окружении бархатных длинных ресниц лучились, открывшись ему навстречу.
— Я сделал это, чтобы вернуть вас из царства грез, а не затем, чтобы пропасть там вместе с вами, — прошептал Репнин и добавил:
— К сожалению.
— В таком случае я бы предпочла не просыпаться, — улыбнулась Лиза.
— И позволили бы сторожу уехать?
— Ах, да, — грустно вздохнула Лиза, и мечтательное выражение исчезло с ее лица. — Нам пора?
Репнин кивнул и приложил палец к губам, давая знак, чтобы она и говорила, и двигалась, как можно, тише. Репнин еще раз выглянул в окно — сторож, отчаянно зевая и подергиваясь, впрягал свою лошадку в сани. Лошадка дышала глубоко, с паром и, недовольная ранней побудкой по холодку, трясла гривой. Наконец, сторож поправил хомут, закрепил его и, запахнув посильнее доху, устроился в санях. Поводья натянулись, лошадка взбила снег передними копытами, и сани сторожа благополучно выехали с подворья почтовой станции.
— За ним? — жестом показала Лиза.
— За ним, — чуть слышно вымолвил Репнин.
Спустившись вниз, он между делом узнал у полусонного смотрителя, что сторож направился в Глумов — верст двадцать по тракту, дальше к лесу направо, а уж там — совсем ничего.
По свежему после ночи снегу сани шли легко. Отдохнувшие лошади бежали весело и без напряжения. И Лизе почудилось, что это и не погоня совсем, а крещенское катание — с милым дружком под звон поддужных колокольцев.
Глумов мало чем отличался от любого другого уездного городка — с одной центральной улицей, вдоль которой расположились дома побогаче и разные важные здания: уездного собрания, аптеки, трактира да двух-трех мастерских и магазинов. Репнин старался держаться от саней забалуевского сторожа на отдалении, но в пределах видимости, и поэтому углядел, как тот, с ленцой проехав по главной дороге и миновав пожарную каланчу, свернул к погосту. Там он остановился у крайнего и весьма неказистого дома и, застолбив лошадку, поднялся по ступенькам крыльца.
В доме сторож пробыл недолго и вскоре отправился в обратный путь, проезжая по окружной.
И, едва его сани скрылись из виду, Репнин, притормозивший у сапожной под красочной вывеской «Каблуки прусские, носы французские», снова всколыхнул лошадей.
— Забалуев помогает сирым и убогим? — изумилась Лиза, разглядывая дом, куда заходил с денежным поручением сторож. — Что-то здесь не так…
— На благотворителя он мало похож, — согласился с ней Репнин. — Так давайте познакомимся с его таинственными корреспондентами.
Репнин с силой постучал дверным кольцом и, не дождавшись быстрого ответа, потянул его на себя. Дверь оказалась не заперта. Из сеней пахнуло робким теплом и сеном. С минуту помедлив и переглянувшись с Лизой, Репнин открыл дверь, ведущую в горницу. Навстречу им от только-только растопленной печи поднялась приятная полная женщина с русой косой, уложенной венцом вокруг головы. Она была в опрятном, хотя и небогатом домашнем платье, и вся словно излучала доброту и сердечность.
Репнин нерешительно посмотрел на Лизу. Из полуоткрытой двери в спальную комнату на них уставились три хорошенькие детские головки в таких же, как и у женщины, русых завитках прядей. Женщина слегка и беззлобно шикнула на них и улыбнулась нежданным гостям.
— Проходите в дом, господа хорошие, незачем у порога стоять, не по-людски это.
— Мы… — смутилась Лиза.
— Да полно вам объясняться, — успокоила ее женщина, широким жестом предлагая пройти. — Устали с дороги, поди. Вижу, издалека ехали — заиндевели. А я уже печь разожгла — сейчас чаю вскипячу. Попьете с вареньицем?
— Попьем, — растрогалась Лиза и посмотрела на Репнина.
Тот одобрительно кивнул и прошел вслед за нею к столу.
— Вот и славно! — обрадовалась женщина. — А то у нас гостей давно не было. Отвыкла я от разговоров и новостей мало слышала. Вот вы меня и порадуете.
— Мы ненадолго, — сказала Лиза. — Хотели расспросить вас об Андрее Платоновиче Забалуеве.
— Случилось с ним чего? — мгновенно всполошилась женщина.
— Нет-нет! — поспешил успокоить ее Репнин. — Просто мы по важному делу собирались встретиться с ним.
— Да, у Андрюши все дела важные, он к нам не часто заглядывает последнее время — все больше деньги да гостинцы детям передает.