То есть даже первые приказы Красной Армии на поход в Польшу начали поступать только тогда, когда Польша и ее армия уже не управлялись, т. е. не существовали как государство и как единая военная организация. Что толку, что на эти даты правительство Польши и ее генералы тащили свои чемоданы в Румынию еще по дорогам Польши? Их что, польский народ для этого избирал? Как они могли управлять страной и армией, если даже польские послы в других странах не знали, где они?
Ведь почему Черчилль, объявивший в Фултоне уже в 1946 году холодную войну СССР, даже в пропагандистском антисоветском угаре конца 40-х, когда в США сажали в тюрьмы не только коммунистов, но любого заподозренного в сочувствии к ним или к СССР, не называет поход Красной Армии в Польшу в 1939 году агрессией? Да потому, что если бы советское правительство не ввело войска в Польшу, то это было бы подлейшим предательством не только советского народа, но и всей будущей антигитлеровской коалиции. Черчилль писал:
«Но, во всяком случае, они (русские. — Ю.М.) не были нам ничем обязаны. Кроме того, в войне не на жизнь, а на смерть чувство гнева должно отступить на задний план перед целью разгрома главного непосредственного врага.
В выступлении по радио 1 октября я заявил:
«…Россия проводит холодную политику собственных интересов. Мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии»».
Чтобы понять Черчилля, представим, что Советский Союз не заключил бы договора о ненападении с немцами (пакт «Молотов — Риббентроп»), т. е. не сделал бы того, что сделали Франция и Англия, и, на радость нынешним мерзавцам, не ввел бы войска в Польшу после того, как ее правительство бросило на произвол судьбы и армию, и страну, и удрало в Румынию. Не присоединил бы по просьбе народов западные области Украины и Белоруссии, не присоединил бы Прибалтику. Что бы было?
Германия получила бы дополнительно к своим ресурсам 20 млн украинцев, белорусов, литовцев, латышей и эстонцев сначала на два года как трудовой ресурс, а затем как мобилизационный, который можно оценить в 2 млн человек. И эти миллионы воевали бы с союзниками, и союзникам надо было бы их убить, потеряв свои 2 млн.
«Западным цивилизациям» очень хотелось, чтобы Гитлер начал войну с СССР и все свои проблемы решил за счет нас. «Западная цивилизация» за этим бы со стороны наблюдала, а после войны Англия и Франция, опираясь на Польшу, диктовали бы условия и Гитлеру. Советское правительство такого развития событий не допустило: своей продуманной и честной дипломатией оно заставило Гитлера сначала начать войну с «западной цивилизацией», и после этого, как уж «западная цивилизация» ни потворствовала Гитлеру, но стать союзником СССР теперь уже была обязана.
Советский Союз дипломатическим путем сумел стравить между собой своих главных агрессоров и сделать своими военными союзниками главных пособников агрессоров во Второй мировой войне — своих откровенных врагов. В мировой истории мало найдется примеров столь исключительного по сложности дипломатического подвига.
То, что во главе Советского Союза в то время стояли люди, которые по своему интеллекту способны были переиграть все остальные правительства мира, нам, нынешнему поколению, полезно знать?
РЕШЕНИЕ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ВОПРОСОВ
С момента, когда большевики пришли к власти, они оказались в изоляции: их пытались задушить, и прежде всего экономически. В тот момент, после мировой и гражданской войны, СССР страшно нуждался в кредитах. Но ему их не давали, своих же товаров для экспорта было очень мало и ввиду разрухи, и ввиду экономической отсталости России. Первый такой товар — золото запасов империи.
К примеру, в ужасной послевоенной разрухе (1914–1920 гг.) износился паровозный парк России, а это означало, что если и был в России хлеб, то доставить его к голодающим было нечем. Срочно нужно было получить паровозы. Рядом Швеция, не воевала, не разрушена. Могла дать кредит и на этот кредит построить 1 ООО паровозов? Могла, но не дала. Паровозы построила, но взяла за них 125 т золота.
Но и с золотом следовало вести себя осторожно, ведь если выбросить его на рынок в больших количествах, то оно обесценится. (Молотов вспоминал, что к середине 50-х СССР накопил такой запас золота и платины, что даже сведения о нем были строгой государственной тайной: узнай об этом количестве на Западе, и цены на золото и платину резко бы упали.)
В помощь золоту выступили различного рода ювелирные и художественные ценности. Сейчас глуповатая часть православных голосит об «ограбленных» большевиками церквях. Эти люди не задумываются о том, что, возможно, они и на свет появились только потому, что большевики на эти ценности закупили хлеб для их предков и не дали предкам умереть.
К 30-м годам положение стабилизировалось, в СССР появились кое-какие, в основном сырьевые товары, но различного рода ограничения на торговлю с нами продолжали существовать. Скажем, в начале 30-х годов нашим военным вздумалось купить танк у американского изобретателя Кристи. Этот танк сами американцы для своей армии не купили — он им был не нужен. Но и нам его Кристи продать не мог — с танка сняли башню и оружие, и мы купили корпус танка как трактор.
С приходом к власти в Германии в 1933 году Гитлера с его стремлением обеспечить немцев жизненным пространством за счет России для СССР отпала Германия как торговый партнер, поставлявший технику и технологию мирового уровня, но не прибавилось новых партнеров на Западе.
Когда события, подталкиваемые, как я полагаю, сионистами, стали развиваться стремительно даже для Гитлера и ему потребовалась война с Польшей, настал кратковременный момент в истории, когда Гитлеру стало выгодно улучшить отношения с СССР. Причем Сталин понимал, что все это временно, но деваться было некуда.
Что оставалось делать советскому правительству? Только одно — попытаться извлечь из этой предсмертной ситуации максимум пользы для будущей войны. И СССР эту пользу извлек.
Когда немцы 15 августа 1939 года обратились к СССР с предложением заключить пакт о ненападении, т. е. заключить договор, который Гитлер уже имел и с Англией, и с Францией, глава советского правительства В.М. Молотов ответил (выделено мною):
«До последнего времени Советское правительство, учитывая официальные заявления отдельных представителей германского правительства, имевшие нередко недружелюбный и даже враждебный характер в отношении СССР, исходило из того, что германское правительство ищет повода для столкновений с СССР, готовится к этим столкновениям и обосновывает нередко необходимость роста своих вооружений неизбежностью таких столкновений. Мы уже не говорим о том, что германское правительство, используя так называемый антикоминтерновский пакт, стремилось создать и создавало единый фронт ряда государств против СССР, с особой настойчивостью привлекая к этому Японию…
… Если, однако, теперь германское правительство делает поворот от старой политики в сторону серьезного улучшения политических отношений с СССР, то Советское правительство может только приветствовать такой поворот и готово, со своей стороны, перестроить свою политику в духе ее серьезного улучшения в отношении Германии…
… Правительство СССР считает, что первым шагом к такому улучшению отношений между СССР и Германией могло бы быть заключение торгово-кредитного соглашения.
Правительство СССР считает, что вторым шагом через короткий срок могло бы быть заключение пакта о ненападении или подтверждение пакта о нейтралитете 1926 г. с одновременным принятием специального протокола о заинтересованности договаривающихся сторон в тех или иных вопросах внешней политики, с тем чтобы последний представлял органическую часть пакта».
Обратите внимание: участие Советского Союза в войне пока не предполагается, а Германия ее вот-вот начнет. Это Германии, посылающей своих рабочих в армию, срочно требуется кредит — участие рабочих рук других стран в укреплении своей обороноспособности. И было бы логично, если бы Германия просила у СССР кредит, а не наоборот. А здесь Молотов даже не просит, не унижается, не называет Гитлера «другом Адиком», он просто требует выдать кредит СССР, он требует, чтобы немецкие рабочие поучаствовали в укреплении обороноспособности СССР, он прямо указывает, что без этого «первого шага» он вторым заниматься не будет.