К тому же, раз ему боярыня доверила присматривать за девчонками, то он старался держаться солидно, как взрослый. Ну, и сам не меньше них рвался к дядьке Андрею. И дудочку свою приносил; Арина хорошо научилась понимать, что мальчишка на ней «говорит». Теперь она им пригодилась, хотя Андрей свистеть в ответ не мог: и в доме не положено, и сил еще не хватало, так что его ответы уже Арине приходилось угадывать и передавать Дударику. Так и говорили иной раз все вместе, кто как умеет.
Андрей прихода ребятишек ждал и, как приближался вечер, начинал прислушиваться. У него заметно светлело лицо, когда с улицы слышались голоса детей, а потом по ступенькам крыльца раздавался дробный перестук ног. У Аринки сердце заходилось, когда в такие моменты смотрела на него – так хотелось когда-нибудь родить ему сына или дочку!
Фенька со Стешкой и до того к дядьке Андрею липли при каждом удобном случае, а теперь и вовсе не отходили. И вроде как тоже его понимали; да им и понимать не очень-то требовалось: просто о чем-то щебетали, загадки ему загадывали, а потом сами же за него и отвечали, только спрашивали, так ли? Андрей на все согласно глазами показывал – да, правильно, наслаждаясь тем, что они вот здесь, рядом, чирикали. Это ему помогало не хуже отваров.
Арина, конечно, знала, что первая полусотня в крепость вернулась: и Михайла забегал в первый же день, и домашние рассказывали, да и девчонки тогда же похвастались, что тоже встречали воинов вместе со старшими, но поначалу ей было не до того, а Андрею тем более. А вот когда он немного окреп, и Юлька позволила пустить к нему ребятишек, то Арина уже нарочно принялась их расспрашивать. И Андрей сразу подобрался и подался вперед, хотя слабость его пока не отпускала. Сестренки первыми восторженно затрещали, перебивая друг друга, но Арина притянула их за плечи к себе и обратилась к Дударику:
– Ну-ка, давай для начала ты наставнику доложи. А мы послушаем, – и подмигнула надувшимся было малявкам. – Нам-то с вами в мужские разговоры лезть невместно. Пусть сперва будущий воин по делу доложит, а потом вы добавите, что сами заметили. Я ведь там не была, и мне тоже все интересно, – и опустилась вместе с ними на лавку.
Мальчишка от таких слов только что по стойке смирно не встал, как отроки на плацу, и заговорил, чеканя слова и подражая дневальным, отдающим рапорт. Все расписал: как встречали вернувшихся воинов, да как Михайла со старшим наставником Алексеем докладывали Анне, да как отроки кланялись боярыне. И сколько раненых привезли, и прочее, что Андрея интересовало: Дударик его, может, и не так хорошо, как Арина, но тоже понимал. Она слушала, смотрела на них и не заметила, как в голову совсем другие мысли полезли.
«Надо же, чуть жив, а уже готов вскочить и в крепость к своим отрокам лететь. Господи, ведь ко мне он так рваться никогда не станет! И не удержу… ничем не удержу! Правильно Верка сказала: через все переступит, а уйдет, если уж даже сейчас все помыслы только туда направлены.
Фома тоже превыше всего дело свое ставил, а все же не так… Или так, просто я по молодости не задумывалась? А что я тогда вообще замечала? Ну да, девкам нашим, считай, ровней была – и в голове столько же. А много ли с тех пор добавилось, если судить по-хорошему? Перед другими можно притворяться, а себе не соврешь.
От бабки набралась по верхам, а своего опыта не нажила. За родителями ни о чем не думала, ничего решать не приходилось, за мужем – то же самое. Все как с неба сыпалось. В доме достаток, черная работа на холопах, а откуда что берется – не мое дело. Даже когда мужу помогала распознавать, правду или нет ему купцы говорят, так и то… Больше себя этим тешила – интересно же, да и приятно, что со мной, соплячкой, мужи взрослые советовались. Да и Фома оберегал от всего. За что он тогда меня, такую, и полюбил-то? И правда, за что?»
Не впервые Арина задавала себе этот вопрос, но сейчас неожиданно, вместе с умилением и благодарностью к покойному мужу, ее царапнуло: она обнаружила, что теперь это «оберегал», да и сам Фома выглядели иначе. Впервые за все время подумала: а одной ли любовью к ней это объяснялось? Да, заботился о ней муж, пылинки сдувал – свекровь иной раз даже кривилась, глядючи на них. Ревновала по-матерински? Да, не без этого, но, может, не только?
«Ведь я по сравнению с Фомой неразумным ребенком была. Выходит, он во мне это и полюбил? В Туров привез, чтобы всему, что ему надобно, научить. Для себя только, получается? То-то он каждый раз изумлялся, когда я что-то разумное предлагала… Да, принимал мою помощь при сделках с купцами, потому что она ему выгоду приносила, а дальше меня в свои дела и на полшага не пускал!