— С тобой спорить себе дороже, — хмыкнул Палыч. — Идем, позавтракаем. Голодная? Был бы отцом, ремня всыпал — тощая какая. В чём только душа держится?
— Игорь Павлович, перестаньте. Это вы у тёть Люды научились? — в свои редкие посещения детища любимого мужа Людмила считала своим долгом подкормить трудоголиков, как она нас называла. Особенно пару раз в месяц доставалось мне.
«Ты же женщина, — говорила в такие моменты тёть Люда, — будущая мать! Следить за собой должна! Это мужики вон могут костями греметь, а ты-то! Ты-то!»
А я только улыбалась и кивала — Людмила мне нравилась, хотя она совершенно не понимала, что меня держит среди бездушных (ха!) железяк и потных, вечно переругивающихся мужиков. Но у каждого свои тараканы в голове. Представить себя копошащейся на грядках в окружении грабелек, лопат, леек и прочего атрибута заядлого садовода я не могла.
Одна мысль потянула за собой другую, и я невольно вернулась ко вчерашнему разговору с Ксенией Львовной. Возможно, я зря остро отреагировала на её слова, но так бесцеремонно лезть в чужую жизнь — уже наглость. Было ли то проявлением заботы? Более чем вероятно. Вот только я в этой заботе не нуждалась.
В самый разгар завтрака, когда мы с Палычем за обе щеки уплетали бутерброды, запивая их горячим кофе, появился Лёшка. Смешно, но отчего-то я взглянула на него по-новому. И судя по всему, мой интерес не остался незамеченным.
— Солнцева, не смотри так кровожадно. Я тебя боюсь, — с наигранным негодованием проворчал друг.
— Правильно делаешь, — хмыкнула, продолжая без стыда разглядывать обескураженного парня. И какие же глупости лезут в голову! Да мы с Лёшкой похожи, словно брат и сестра. Выражение глаз, вечная полу-ухмылка на губах, черты лица. Даже тёмные растрёпанные волосы — будто бы и правда «одной крови». Поставь рядом Лёшу, Антошку и меня, и попроси прохожего ткнуть пальцем в моего родственничка. Как пить дать, уверена, что все укажут именно на Зорина.
В роли кавалера моего сердца я его не видела. Друг, напарник, порой даже ближе, чем родной брат… Всколыхнувшиеся словами Ксении Львовны сомнения таяли на глазах.
— Палыч, а бутерброды еще остались?
— У микроволновки, — отозвался мужчина. — Что, слюнки потекли?
— Да я не себе. Ей, — кивок на меня. — Проглот плотоядный, не подходи, пока всё не слопаешь. Я жить хочу.
— Это я-то проглот? Ты вчера шесть сладких пирожков умял!
И меня ещё будут уверять, что вот он — неровно ко мне дышит?
— Пожалела, так и скажи, — фыркнул Лёшка. — Только не реви. Хочешь, я тебе слойку с банановой начинкой сегодня куплю?
— Зорин, — прошипела, шумно отставляя кружку и вскакивая с кресла.
— Жадина! Так и быть, две ты тоже заслужила.
— Я убью тебя, лодочник, — чуть ли не голосом профессора Лебединского взвыла я, бросаясь вслед за заливающимся задорным смехом Алексеем.
— Две мало? Точно проглот!
Вот что-что, а бегать я умела недурно, и догнать постоянно оборачивающегося парня труда не составило. Погоня оборвалась на улице — перепрыгнув через выкаченный домкрат, с яростью до смерти обиженной рыси почти вцепилась в плечи жертвы. Увы, жертва оказалась проворнее — сграбастала в охапку и, хохоча, взлохматила мне и так напоминающие воронье гнездо волосы.
Всё вернулось на круги своя.
Дни перед спринтом пролетели незаметно. Окунувшись с головой в предстартовую суматоху, я не вспоминала ни о Ксении Львовне, ни о Максиме Державине. Изредка забегала домой, чтобы поужинать да покемарить несколько часиков, так что встречи с отцовской подругой были редкими и краткими, что меня вполне устраивало. Что же до Державина, то, отправив ему сообщение о готовности статьи, с чистой совестью выкинула из головы все связанные с ним мысли.
К вечеру пятницы наша команда была полностью готова к предстоящим стартам. Предварительные заявки на двоих участников, меня и Алексея, отправлены в организационный комитет, в канистрах плескалось лучшее топливо для любимых железных коней, а их вылизанные до зеркального блеска бока радовали глаз.
Но жизнь — штука сложная и порой непредсказуемая. Не бывает так, чтобы всё прошло без сучка и задоринки. Чувство подбирающейся пакости поселилось во мне ещё после обеда, когда я, щурясь довольной кошкой, полировала мягкой тканью стёкла своей «лисы».
Может быть, именно поэтому пару часов спустя, встряв в пробке на трассе, я даже не удивилась и, уверенная в том, что ничто не сможет повлиять на мой благодушный настрой, решила сократить путь по другой дороге. Как же я ошибалась!
С трудом развернувшись, выбралась на менее загруженную трассу и, подпевая веселой мелодии, рванула вперед. Пользуйся я этим путём чаще, знала бы, что уже как пару дней на отрезке, совсем недалеко от поворота на мою станицу, шёл ремонт. Свеженький, совсем недавно закатанный асфальт напоминал мокрую резину; денёк выдался жарким, и нагретое беспощадным южным солнцем полотно дорого превратилось в настоящий кошмар для заядлого автомобилиста.