— Знаете, в чём ваша проблема, Евгения? Вас мало пороли в детстве и слишком сильно избаловали.
— То же самое могу сказать о вас, Максим Алексеевич. Но мне-то ещё не поздно исправиться, а вот вы… жаль, ваш поезд ушел. Нет-нет, вы не подумайте, — я откровенно издевалась, совершенно позабыв обо всех приличиях. — Тридцать — это не конец жизни. Но не представляю, какая дурочка выдержит вас больше нескольких дней. И так видно, что дамочки в вашем обществе не задерживаются. Бегут, как крысы с тонущего корабля, да?
Злой огонек, сверкнувший в глазах Максима, быстро погас. Вот это самообладание! Державин быстро взял себя в руки, но мне от этого не легче. Угрозы в нарочито спокойном голосе и холодной маске на лице столько, что с лихвой хватит.
— Когда-нибудь вас заставят прикусить язык. И надейтесь, что это буду не я.
— Вот только не надо пустых угроз, — скривилась. — Они не делают вам чести.
— Пустых? — хмыкнул он. — Если бы ваш отец не был моим клиентом…
— То что тогда? — не удержалась от вопроса.
— Хочешь знать? — резкий переход на «ты» меня не удивил. Сама напрашивалась. А вот то, что Державин вдруг оказался возле облюбованной мной ветки, не понравилось. Я слишком в уязвимом положении. Стоило давно уже спрыгнуть на землю. С него станется сдёрнуть меня вниз.
— Хочу, — всё-таки фыркнула и оттолкнулась руками, собравшись спрыгнуть.
Не успела. Он это сделал! Я едва поняла, что произошло — обманчиво мягкий рывок за щиколотки и я, не успев схватиться за другую ветку, лечу вниз. Лечу — громко сказано. Попадаю прямиком в объятия решительно настроенного Максима, который так крепко прижимает меня к себе, что даже дышать тяжело.
— Твоему острому языку можно найти другое применение, — что он сказал? Привычка — вторая натура… думаете, в детстве более сильные парни не пытались меня вот так схватить? Управа нашлась быстро — шлепок по ушам двумя ладонями, практически как в старых боевиках, и жертва… нет, не падает без сознания, но мгновений дезориентации хватает, чтобы освободиться. Не хватит во мне силы, чтобы причинить серьёзный вред, но оглушить на секунду — вполне.
Эффект неожиданности сыграл мне на руку. Ожидал ли он нападения или, правильно сказать, ответной реакции? Сомневаюсь. Отпустил сразу же, пошатнувшись и зажмурившись. Неприятно, знаю. Но не более.
— Иди ты к чёрту, Державин, — дождалась, пока он откроет глаза, и процедила зло. — Ещё раз сделаешь или скажешь что-то подобное, пожалеешь. Я с тобой цацкаться не собираюсь. Всего хорошего.
Захлопнула за собой калитку и привалилась к ней спиной. Я не сумасшедшая и чувство самосохранения у меня никуда не исчезло. Одно дело — перекидываться фразами, а другое… когда малознакомый мужик пытается стащить с дерева, какие бы «благородные» намерения у него ни были. Несмотря ни на что, я остаюсь девушкой и гораздо слабее него.
— Испугалась? — услышала голос Максима. И надо же — ни капли сожаления! — Пусть это послужит тебе уроком. Всегда думай, прежде чем что-то сказать. До встречи.
— В гробу я видала такую встречу, — сжала кулаки. Нет, это же надо было?
Раздавшееся рычание двигателя ознаменовало отъезд Державина, и я не придумала ничего лучше, чем, бесстрашно покинув безопасный двор, бросить ему в спину проклятие. Вряд ли он пробьёт колесо, но на душе стало гораздо легче.
Только стоило увидеть всё так же трепыхающуюся на ветру мужскую рубашку, чтобы остервенело втянуть воздух сквозь сжатые зубы и зашипеть не хуже гадюки. И что это? Оплошность отца или специально оставленное напоминание?
— Жень, признайся честно, ты специально окатила Державина водой? — едва показалась в гостиной, сразу же начал отец.
— Нет, случайно вышло. Надо предупреждать о внеплановых гостях, — не хотела, чтобы слова прозвучали резко.
— Признаю, — кивнул он. — Получилось спонтанно. Узнал, что Елизавета приготовила на ужин, и не решился пропустить. Да и ты вернулась рано… Что между вами произошло?
Ничего особенного, не сошлись во мнениях. Отличная интерпретация всего случившегося. Не то, чтобы у меня были секреты от отца, но привычки отчитываться о каждой прожитой минуте я не имела. Возможно, звучит грубо, но нас с братом с детства учили самостоятельности.
— Не знаешь, что нашло на Елизавету? — убедившись, что большего от меня не добьется, папа сменил тему.
— Спроси у своей приятельницы, — пожала плечами.
— Причём тут Ксения? — нахмурился он.
— Предполагаю, что она основательно промыла мозг твоей дорогой Лизоньке. Как еще объяснить тот факт, что Елизавета вдруг решила, что она нам чужой человек?