Его взяло раздражение, когда ему сказали, что теперь Кэролайн — его подопечная. Ему стало жарко, когда он подумал об изгибах её тела, и холодно, когда вспомнил её всю до основания. Злость его разжигала, и оставалось еще немного, чтобы начать дышать огнем. Еще сильнее злился на самого себя за то, что вообще имел наглость на это реагировать. Не должен.
Её имя — набор букв.
Она сама — набор клеток.
Он — отдельный организм, у него все органы — зеркальны.
И, тем не менее, это все еще отдавалось пульсацией по телу.
Он пытался скрывать это, он пытался не думать о ней, как о женщине, с которой был когда-то. Смотрел на неё и пытался помнить лишь о том, что должен обучить её, выпустить, а затем снова забыть. У него был план: игнорировать её полностью, исключениями могли служить вопросы по делу.
В большинстве своем старался смотреть прямо на дорогу, а не на её нежные руки, так аккуратно, по-женски, сжимающие руль; не на её сосредоточенное лицо, временами на котором проскальзывала тень легкой улыбки. Клаус смел думать, что она вполне была способна это подстроить — в её стиле. Она ведь умела водить машину, даже слишком хорошо, только за рулем сидеть не любила, оттого и прав не было. А сейчас, значит, захотела получить.
Они ехали молча, окутанные тишиной и электричеством в воздухе, им хватило сложного приветствия в начале… занятия?.. Она его имя произнесла мягко, даже приветливо, с блеском в глазах, а он просто выплюнул приветствие в виде грубого «здравствуйте», словно никогда прежде её не видел. Её куратор не заметил ничего странного, не почувствовал напряжения, что так точно витало между телами. Он просто оставил их двоих у машины, пожелав удачного вождения.
И вот спустя час езды по скучным улицам, Кэролайн выехала за пределы города. А Клаусу, впрочем, было все равно, куда она едет и как хочет использовать свое долбанное время. Ей ведь нужно было выкатывать часы, чтобы допустили до экзамена, а ему нужно было просто сидеть рядом, чтобы она случайно себя не убила. Хотя так, наверное, было бы лучше, как показалось ему.
— Наставлений никаких не дашь? — её голос отдается эхом в голове, и сначала он думает, что ослышался, но затем поворачивается к ней и видит, как она, подняв брови, косится в его сторону. Наверное, надеется услышать что-то стоящее.
К сожалению, ничего хорошо на языке не вертелось. Но пришлось колкости попридержать. Он ведь не хотел в случае чего разбить в одной машине с ней.
— Нет, — твердо, по-мужски. Не хватало только кулаком о поверхность долбануть, но быть оштрафованным за нанесенные увечья не хотел, а уж тем более из-за неё.
— Я, между прочим, уже дважды на красный проскочила, — выдает она, набирая чуть больше скорости. Город ушел куда-то назад, впереди была одна лишь трасса, а по бокам — бескрайний лес. Дорожные фонари один за другим становились ярче, за коном потихоньку смеркалось.
— Ты — что?.. — снова поворачивается к ней, хмурясь — а ведь он не заметил. Черт, его ведь и уволить могут.
А всё потому, что все равно, черт возьми, думал о ней.
— Ну, дорога ведь и так пустая, — улыбается, — а ты невнимательный инструктор, как оказалось, — прикусывает губу, вздыхая, — может, мне на тебя пожаловаться?
— Делай что хочешь, — парирует он, отворачиваясь. — Чем быстрее от тебя избавлюсь, тем лучше.
— Так значит, тебе не важно?
— Абсолютно.
Вообще-то, важно. Но этого он не сказал, отвернулся к окну. А затем подумал, что ему на самом деле не важно, сохранится ли за ним работа, ему важно, чтобы эта проклятая чертовка не разбила свою светловолосую головку в этой дешевой, старой машине. И принять эту мысль было сложнее, чем смотреть на девушку за рулем. Он все пытался не подпустить к себе точность мысли и собственное признание, постоянно про себя повторяя: «нет, не так… черт, это должно звучать по-другому… дерьмо». В его голове был бессвязный поток. Сам себя понять не мог.
— Хорош кататься, возвращаться пора, — вдруг произносит он хриплым голосом, взглянув на наручные часы. Ему сейчас как никогда нужно было вернуться домой и забыть этот день, а затем принять, что завтра это все снова повторится. — Седьмой час, мисс Форбс.
— О, как… как это формально, — протягивает она, поправляя и без того хорошо уложенные волосы и возвращая руку обратно на руль. — Тебя, наверное, ждет кто?
— Даже если и ждет, это вас не касается, мисс Форбс, — поворачивается к ней, изучая реакцию. Ему должно быть пофиг на мимику её лица и то, как она себе там интерпретирует фразу, но… ему отчего-то не пофиг. Точно так же, как не пофиг на то, что она может разбиться. Странное это чувство, думает он. У прошлого ведь нет привычек пересекать временной континуум. Но, видно, в его жизни такое бывает, когда то, что забыто и похоронено, внезапно воскресает и бьет ногой поддых.