– Зачем вы еду убираете?
– Про запас, – без тени сомнения ответила старушка.
– Не надо ничего складывать про запас. Я предлагаю изменить ваше правило «каждый за себя». Я никогда так не жил, и согласиться с этим не могу. Так труднее выжить, да и, мне кажется, делает из нас нелюдей.
– Горя мало хлебнул, потому и предлагаешь. Бывает по несколько дней жрать нечего. И чё? Надыбал немного жратвы и на всех делить? – с недоверием спросил седоватый мужик с недобрым лицом.
– Это и предлагаю. Лучше всем вместе голодать, чем совершенно оскотиниться, – резко ответил я. – Да и в ближайшее время голод никому не грозит. Шиковать не обещаю, но голодными сидеть не будете.
– Ты что ли накормишь? – продолжил седой.
– Да! – ответил я. – Сразу скажу, что у меня есть немного денег, и рассчитывал я только на себя, но, коль такое дело, от вас их утаивать не буду. Всё будет поровну. И, если кому-то вдруг взбредёт в голову украсть эти деньги, то прежде подумайте, что украдёте не только у меня, но и у своих товарищей. И ещё запомните – деньги уходят, а дела остаются. Как хорошие, так и плохие.
– Насчёт этого не беспокойся. У нас с этим строго. Был у нас один такой, дак мы его выгнали. Замёрз потом где-то этой зимой. Из-за куска колбасы замёрз, – успокоил Михей.
– Ну, и лады, – успокоился я. И тени сомнения почему-то не было, что обманут. Нутром чувствовал. Вроде и люди, опустившиеся на самое дно, а честности в них куда больше, чем во многих снаружи лощённых праведников.
В общем, поселился я там, да как решил, так и жил. Договорились по очереди заниматься хозяйством. Дежурному с утра выдавал деньги на продукты, а сам уходил к могилам жены и детей. И нисколько не жалел о том, что сделал. О родителях почему-то даже не вспоминал. Понемногу познакомился со всеми – и с кладбищенскими работниками, и с участковым. Поначалу недоверие было, но со временем привыкли, и не докучали. Так и жили. Днём – с семьёй, а вечером – в новом пристанище. Условия там, конечно, не шик, но главное – вода и электричество были. Это, оказывается, здание старого морга. Оборудование и мебель забрали, а свет и воду отключить позабыли. Ну, ты ж знаешь, как у нас. Раздолбаи кругом и рядом, особенно в начальстве. Но это раздолбайство нас очень выручало. У Михея руки «золотыми» оказались. По его просьбе электронагреватели с помоек натаскали. Из десятка неисправных, сделал три работающих, тем и спасались от холода. А помещение, в котором жили, оказалось бывшей мертвецкой. Холодильники там с трупами стояли. Холодильники вместе с трупами, понятное дело, в новый морг забрали, а на их месте поселились новые мертвецы, только живые ещё. Да…. Чего я там только не наслушался! Волосы дыбом порой вставали от человеческой жестокости и несправедливости. Но больше всего меня поражала даже не сама людская жестокость и подлость, а то смирение, с которым они всё это рассказывали. Такое с ними творили, что любой, мне кажется, должен был бы отомстить. Просто обязан! А они – нет! Рассказывали так, будто и не с ними это происходило. Месяца три так прошло. Слушал я, слушал, и задумывался всё больше и больше: «А что ж я тут делаю?». А главное: «Зачем делаю?». И так меня эти вопросы начали мучать, что не вытерпел я и однажды попросил кладбищенского священника поговорить со мной. Мы уже волей-неволей начали здороваться, так как я почти каждый день с ним сталкивался. Он меня не трогал, ожидая, видимо, когда я сам к нему обращусь. Так оно и произошло. Всего один разговор, а он мне всю душу перевернул. Я ведь крещённый был, а в храме, наверное, два-три раза за всю жизнь был, поэтому о самой Вере ничего не знал вообще. В общем, рассказал я ему свою историю, а он меня и спрашивает:
– А ты знаешь, где сейчас твоя жена?
– Нет, конечно, – отвечаю.
– В аду, – говорит.
– Почему? За что? – возмущаюсь я.
– Все самоубийцы там! Исключений ни для кого нет! А ты вместо того, чтобы попытаться отмолить её, штаны здесь протираешь, непонятно зачем. На самом-то деле, себя жалеешь. Неужели не понимаешь? А с родителями твоими как? Бросил стариков одних умирать, и даже капельки сочувствия у тебя к ним нет. А за что? Нет, знаешь ли, ничего постыдней и позорней неблагодарности. Особенно сыновьей. По сути дела, твоё поведение можно сравнить с предательством. Понимаешь? Вот сбежал ты сюда, спрятался от жизни, а на самом деле, предал ты их: и родителей, и жену, и детей, и самого себя.