Шумела вода. Мокрая пыль липла на лицо. Сразу за камнем начиналась тропа. Огибала небольшой залив и спешила дальше, прижимаясь вплотную к каменным сводам пещеры.
Затерянный в складках каменной гряды, одноглазо уставился на Приму черный зрачок туннеля.
Ведомая единственной целью — спасти Арийца, девушка впивалась взглядом во внутренности коллектора, перевитого вздутыми спайками на ответвлениях как вены наркомана. Дежа вю. Ее неотступно преследовало чувство, что здесь она уже проходила: так знакомо тянулись на скобах распятые тела тросов, так узнаваемо свисала с потолка наплывшая муть, так по-приятельски шуршал под ногами песок.
На счастье Примы, идти долго не пришлось. В стиснутых зубах разорванной решетки, преграждающей вход в наклонный тюбинг, застрял обрывок трубы. Крепкий, внушительной длины — Прима выбила его ногой из щели и с великим трудом потащила за собой.
Обрывок трубы цеплялся за выбоины, рвался из рук — тем более, что рассчитывать в полной мере приходилось только на правую руку. Левое плечо ныло при каждом вздохе, не говоря уж о движении. И все равно, девушка упорно продолжала тянуть трубу по коллектору. На такой улов она и не рассчитывала. О том, что длины может не хватить, она старалась не думать.
Скрежет стоял неимоверный. Когда девушка появилась в пещере — взмыленная, с прокушенными от напряжения губами, Ариец был предупрежден о ее появлении.
Он стоял посреди мусорной свалки. Потерянный, одинокий. Прима старалась на него не смотреть. Боялась, что жалость отнимет у нее последние силы.
— Прима! — его хриплый крик полетел ей навстречу.
Она не отозвалась. Тянула и тянула за собой трубу, не веря в то, что борьба когда-нибудь кончится и руки, избавившись от тяжести сопротивляющегося металла снова будут принадлежать ей.
Всего ничего и не хватило. Ариец подтянул металлическое тело трубы и одним концом она плотно засела в мусорной куче. Другим легла на последний островок.
В воде разорвалась единственная граната. Осколки хлестнули по стенам, огромная волна перекатилась через валун, застряла на миг пенящимся буруном в трещине.
Шум стих. Поверхность озера дышала кратковременным затишьем, когда Ариец пошел по трубе, раскинув руки, словно распятый на невидимом кресте.
У Примы десятки раз обрывалось сердце — по числу его шагов. Стоило какой-нибудь очухавшейся твари боднуть башкой шаткую конструкцию, и… Каждую секунду девушка ждала падения и думала только о том, что непременно нырнет вслед за ним. И неизвестно, что потянет за ту веревку, что присосавшись к нервным окончаниям, тянулась прямо из сердца — любовь или жалость. Все решено. Она уже шагнула из самолета в летящую синеву и парит в свободном падении, когда в ее силах принять только одно решение: когда дернуть за кольцо, чтобы парусом в океане над головой раскрылся спасительный парашют.
Обошлось. И чувство обреченности, опустошив душу до дна стихло, уступив место усталости.
— Чувствуешь? — Прима прижала его руку к сонной артерии. — Бьется?
— Бьется.
— А теперь? — она погасила дыхание и спустя время сердце, больно толкнувшись в ребра, остановилось.
Ариец долго слушал, хмуря брови.
— Ничего не слышу, — наконец, сказал он. — Все равно. Мне верится с трудом.
— От твоей веры мало что зависит. Я думаю, Бармалей тоже был из тех, кто вышел из анабиоза.
— Пусть будет так, — он пожал плечами. — Мне трудно рассуждать о судьбах мира. Ничего страшного в этом я не вижу. Понадобится только время, чтобы привыкнуть. Гораздо больше меня сейчас волнует вопрос, как скоро мы выйдем на поверхность.
Он остановился, внимательно всмотрелся в боковое ответвление. Золотым пауком перебежал дорогу рассеянный свет, проворно забрался на стену и камнем рухнул вниз.
— Мне не нужно на поверхность…
Ариец резко обернулся, столкнулся с ее решительным взглядом.
— Да! — она повысила голос. — Мне не нужно наверх! И я надеялась, что ты мне поможешь!
— Я помогу тебе, что бы ты не затеяла. Но сначала нужно выйти на поверхность, немного придти в себя. Передохнуть.
— Да пойми ты! Пока мы будем ходить туда-сюда, здесь уже в живых никого не останется! Она…
— Кстати. Кто такая эта загадочная "она"?
— Скорее уж он, — Прима понизила голос. — Биологический объект под номером… единственное, что я поняла — он четырехзначный, этот номер. Но я могу и ошибаться. Самое странное, что я не знаю — эта цифра середина списка, конец или начало. Но если предположить, что счет идет на тысячи, то…