Изначально на белом фоне алели буквы, вызывающие ассоциации с забытой войной. “Оставь надежду всяк сюда входящий”. Больная фантазия или циничный юмор - об этом приходилось лишь догадываться. Стараниями диггеров эта проблема была решена. Кое-какие буквы были затерты и исправлены. То, что получилось, вызывало улыбку: “Оставь одежду всяк сюда входящий”.
-Прикольно, - раздался смешок парня. Ариец не стал делать ему замечания.
Наконец, тюбинг вильнул влево и уперся в массивное железо закрытой гермодвери. Справа, вдавленная в бетон, виднелась цифровая панель. Отполированные прикосновениями клавиши бликовали серебром.
Послышался тихий свист и Ариец обернулся. Стоило один раз расслабиться и пожалуйста - парень сел ему на шею.
-Заткнись, - зло приказал диггер, высветив полные удивления глаза парня.
-Это понятно, - не вняв предупреждению, отозвался тот. - А делать-то что будем?
Прима, особо не скрываясь, ткнула его локтем в бок.
Ариец не стал усугублять ситуацию. В таком случае нужно было идти до конца, а он не был готов к мордобою перед объектом, требовавшим предельной собранности. Горбатого могила исправит… Или чепуха эта поговорка и против некоторых могила бессильна.
Диггер быстро набрал код, повернувшись так, чтобы не видели остальные. Потом нажал на рычаг и дверь бесшумно открылась.
Стояла тишина. Держа оружие наготове, Ариец поднял руку, призывая спутников задержаться на пороге, а сам шагнул вперед.
Выплыли на свет и тут же скрылись в темноте кабины охранников с пуленепробиваемыми стеклами, сверкнула полированная гладь арки металодетектора. Дальше шел коридор - по-прежнему надежный оплот цивилизации, его пощадило время. Свирепствовало на поверхности, уничтожая, стирая и смывая - время, вечный враг всего созданного, и опускалось под землю. Замирало, оседая грязью в трещинах в полу, застывая серой паутиной пыли на стенах.
Ариец медленно вошел в арку, не в силах избавиться от мысли, что вот еще секунда и раздастся вой сирены, предупреждающей о незаконном проникновении на объект.
Слева и справа в коридоре зияли провалы, скрывающие нутро подсобных помещений за плотной сетью паутины. Хотя, что там было скрывать кроме сломанной мебели и пришедшей в негодность аппаратуры?
У поворота Ариец остановился и махнул рукой. Дождался, пока парень с девушкой подойдут, потом вошел в проходную комнату.
Несомненно, пару десятков лет назад это была комната отдыха. Топорщились вывернутыми пружинами вдавленные животы диванов, в углу, разинув рот застыл кофейный аппарат. Всю стену слева занимал ряд окон-обманок. За стеклами, покрытыми паутиной трещин, еще угадывалась панорама ночного города. Яркие огни небоскребов не смогло погасить время, как ни старалось.
Ариец двинулся вдоль диванов, повернул направо. Следующий коридор он преодолел без задержки и остановился лишь у железных откатных ворот, незыблемой стеной застывших на рельсах. Вряд ли они открывались за прошедшие десятилетия. Однако, ворота интересовали Арийца в последнюю очередь. Он разглядел в углу ручку встроенной дверцы и решительно потянул ее на себя.
За воротами все оказалось так, как он себе и представлял. Цивилизация умыла руки, отгородившись от Театра Теней железным занавесом.
Ариец стоял у стены с воодушевлением рассматривая все, что попадало в поле его зрения. В огромном круглом зале потолок тонул во мгле. Вдоль стен, вгрызаясь в бетон железными сваями тянулись этажи. Металлический настил на полу трижды - по числу ярусов - огибал площадь. Напротив ворот в глубине прятался проем вырванной двери, от которой остался лишь металлический косяк.
Столб света от фонаря часовой стрелкой описал полукруг возле ближайшей опоры. Первый этаж просматривался хорошо. Утопленные в глубину, за толстыми прутьями, отгородившись решетками друг от друга шли десятки отдельных камер. С ярусов, плотно облепив нити сбитой сквозняком паутины, мохнатой бахромой свисала пыль. Все это, как пасть библейского Левиафана, с тремя ярусами железных зубов, с черной дырой горла - пустым провалом, вспухшим уцелевшим металлом, замерло в ожидании звука трубы архангела, возвещающего о начале Страшного Суда. И как только это случится, с лязгом сомкнутся челюсти, перемалывая людей, к тому моменту заполнивших зал до отказа.
Кого содержали в этих камерах - людей или животных? Интересно, знай Ариец ответ на вопрос, изменилось бы его отношение к этому мрачному месту? Скорее всего, да. И мучения подопытных - равно людей и животных, заставило бы шкалу весьма ощутимо сдвинуться в сторону негатива. Тогда к лучшему, что, ступая на залитую цементом площадь, Ариец чувствовал на плечах только тяжесть прорезиненной куртки. И ничего кроме.
Самое интересное, что в камерах первого этажа имелись ходы, ведущие еще ниже. Да и в стенах верхних ярусов были вмонтированы люки, закрывающие шахты, наподобие муравейника пронизывающих весь объект. Для чего? Этот вопрос также остался без ответа.
Один из диггеров рассказывал Арийцу: если выключить фонарь и некоторое время постоять в темноте, то можно услышать настоящее действо: шорох, шепот, смех, плач… Да мало ли что.
Подобных экспериментов Ариец проводить не собирался. Он отыскал глазами камеру с номером 112. С удовлетворением отметил, что находится она недалеко: более всего ему не хотелось тащиться через пугающую пустоту зала. Размеры огромного помещения давили. Он ощутил себя доступным, словно в безлюдности какой-нибудь железнодорожной станции провинциального городка, на него, ничего не подозревающего, уже навел киллер дуло с оптическим прицелом.
Адреналин хлестнул по обнаженным нервам за секунду то того, как раздались одновременно отчаянный крик Примы и треск автоматной очереди, выбившей бетонную крошку у него под ногами.
Желтыми полосками между прутьев второго яруса вспыхнули лучи света.
ВИРТУОЗ
Бойня. Вот что напомнили Виртуозу закрома бывшей секретной лаборатории. Лаборатории со странным, садистским уклоном. Иначе, чем еще можно объяснить бесконечные ряды утопленных в пол металлических поддонов, рассчитанных на то, чтобы жидкость стекала по специальным желобам под уклоном? И бурые подтеки, застаревшими полосами чертившие дно, оставлены без сомнения не дистиллированной водой. Зато теперь десятилетиями копившаяся агрессия выплеснулась на физическом уровне.
Виртуоз надел противогаз не только потому, что смрад стоял непереносимый. Таким обманчивым способом он пытался отгородиться от того, что разлагалось буквально на глазах. Он многое повидал на своем веку. В том числе и ту страшную ночь сорок пятого, когда озверевшая толпа волной катилась к центру города и в спецназ, стоявший в оцеплении, полетели не камни и бутылки, а пули. И командование отдало приказ открыть огонь на поражение.
В ту ночь в оцеплении стоял и Виртуоз. И стрелял вместе со всеми, подчиняясь приказу. Ему никогда не забыть первого выстрела - в грудь сорокалетнему мужчине, небритому, с лихорадочным взглядом сжимавшему в руке пистолет ТТ и целящемуся Виртуозу в голову. И еще. Перед глазами до сих пор стояло утро. Пасмурное, черно-белое. Сплошная низкая облачность стерла все краски. Время остановилось. В этом странном, застывшем безвременье на фоне состаренных автоматными очередями стен белели лица трупов, словно умерших давным-давно, и льдисто блестели лужи крови на асфальте.
В числе прочих Виртуозу пришлось грузить в каталажки мертвецов, отыскивать под грудами тех, кому еще можно было помочь. Командование торопило, стремясь побыстрее то ли привести город в порядок, то ли скрыть следы преступления.
Нет, Виртуоз ни в чем себя не винил. Ни тогда, ни сейчас. Хотя прошло время и на многие вещи он взглянул с другой точки зрения.
“Послушная совесть, как хорошо натасканная собака, никогда не укусит своего хозяина”, - любил повторять начальник подразделения. Циничная поговорка прочно вошла в жизнь Виртуоза и как бы трудно ни приходилось, он предпочитал жить в ладах с собственной совестью.