– Ты будешь низвергнут и сгоришь в проклятом пламени, а вместе с тобой вся твоя семья, когда наследник Гордона Геллерта все же взойдет на престол, – без запинки выпалил Братт.
В кабинете повисла колючая тишина. Король молчал, глядя на гостя непроницаемым взглядом. Слова то ли напугали его, то ли разозлили: понять было невозможно. Братт смотрел на него также спокойно, как будто совсем не боялся возможных последствий.
– Гордон Геллерт был светлым, а значит, не может находиться на уровне темных, – наконец произнес Сорроу. – Кто просил это передать?
– Геллерт Ротт. Настоящий отец вашего старшего сына, которого вы убили, как и моего.
Норд Сорроу никогда не хотел править страной. Он не хотел этого пять столетий назад, когда был принцем, вторым в очереди на престол. Он не хотел этого тогда, когда создал Первую Республику с выборной властью. Не хотел, когда судьба забросила его в будущее, где он долгое время жил под чужим именем и прятал истинное лицо под иллюзией. И даже десять лет назад, когда под влиянием момента, удрученный политической ситуацией в мире за Занавесью, объявил о возрождении монархии, он тоже не хотел править.
Не хотел, но стал. То, за что другие дрались до крови, за чем шли по головам и трупам, выгрызали зубами, он воспринимал как бремя. Утомительное и калечащее.
Пять столетий назад он был вынужден взойти на престол еще мальчишкой, свергнуть регента и править самостоятельно: это был вопрос торжества справедливости и его собственного выживания. Взрослеть пришлось стремительно, но еще долгие годы он оставался испуганным мальчишкой, в одно мгновение потерявшим всю семью. Страх стал причиной довольно жесткого, порой до откровенной жестокости, поведения, которого, по-настоящему повзрослев, Сорроу втайне стыдился. Снова став королем, он твердил себе, что больше не позволит страху управлять собой.
Он казнил последнего канцлера не из страха. Этого просто требовала ситуация, требовала справедливость. По крайней мере, так Сорроу считал. Ему было свойственно сомневаться и копаться в себе, но в некоторых поступках он оставался уверен даже годы спустя. Он не жалел о том, что убил на честной дуэли Геллерта Ротта. Не жалел, что казнил Дангеста Кролла. Но Сорроу всегда знал, что однажды эти решения могут ему аукнуться.
И вот время пришло.
После весьма тревожного разговора с Браттом Сорроу долго не находил себе места: не мог сосредоточиться на документах и разговорах, поэтому в конце концов отменил все другие встречи и велел секретарю перекроить его расписание с учетом того, что сегодня он больше не намерен заниматься делами. Секретарь вздохнул, но, конечно, ни задавать вопросов, ни спорить не стал.
Отложив все дела, Сорроу отправился разыскивать Тима. У него было стойкое ощущение, что недавняя агрессия приемного сына в адрес родного как-то связана с мрачным предсказанием, которое передал ему Братт.
Тим нашелся в классной комнате, где с ним занимались наставники: оба принца были на индивидуальном обучении.
Наставник к прерванному занятию отнесся спокойно. Кажется, был даже рад сделать паузу и позволить королю поговорить с сыном. А вот Тим восторга не выказал. Когда Сорроу сел напротив него, занимая место оставившего их наедине наставника, он старательно смотрел в раскрытую перед ним тетрадь, избегая отцовского взгляда.
После странной «игры», свидетелем которой Сорроу стал, он так и не нашел времени поговорить с Тимом. Не нашел или не захотел найти – наверное, последнее было более справедливо. Тим не жаждал разговоров по душам и избегал оставаться с отцом наедине, а сам Сорроу делал вид, что слишком занят, потому что не знал, как правильно начать этот разговор.
Но теперь откладывать было уже некуда, и он не стал ходить вокруг да около.
– Я хотел поговорить с тобой о том случае, когда ты ударил Дарена во время игры. Я не собираюсь тебя ругать или наказывать, но я хочу понять, почему ты вдруг так разозлился на брата. Вы ведь всегда ладили. Он тебя обидел перед этим? Или чем-то задел?
Тим, насупившись, молчал, продолжая смотреть в тетрадь перед собой. Его руки были под столом, вероятно, сцеплены на коленях, поэтому оценить степень напряжения Сорроу не мог. Он запоздало подумал, что для подобного разговора садиться напротив, через стол, было не лучшей идеей, но менять положение не стал.
– Кто-то другой тебя обидел? Или случилось что-то, что тебя расстроило?
Тим молчал и сидел, не шевелясь. Только тяжело сглотнул, как будто проталкивая вставший в горле ком.