Ани сузила глаза. Собственное сердце все еще билось нервно и глухо, в крови, затмевая разум, бурлил заряженный злостью адреналин. Суки, поганые сволочи…
Не успев обдумать, что и зачем делает, она рванула следом так быстро, что закололо в боку – замелькали, расталкивая воздух и капельки в лужах, подошвы выстиранной накануне обуви. Сволочи… Ублюдки. Безмозглые твари…
Тому, что обернулся на топот первым, она зарядила прямо в челюсть – с размаху, с винтовой раскрутки кулака – обладатель прыщавой рожи рухнул на асфальт, не успев вскрикнуть. А второго – того, который выставил вперед руки и попытался что-то заорать, она прицельно пнула в колено. Под синими джинсами раздался хруст костей.
За спиной снова закричала женщина.
– Уже успела подраться. Надо же…
От цепкого взгляда женщины-подельника, несмотря на полутьму каморки, не укрылся разбитый кулак.
– Ты надрала жопу или тебе?
– Я. – Зачем-то пояснила Ани, хотя хозяйка квартиры наверняка обо всем догадалась сама – других ссадин, кроме поврежденной конечности, не наблюдалось.
– Тогда хорошо. – Прозвучало удовлетворенно, будто порадовался, изменившемуся в пользу любимой футбольной команды, счету спортивный комментатор. – Все, можешь забирать устройство – готово. Пришлось из-за тебя пропустить шоу Уилли…
В памяти колыхнулось: Уилли Байрон, телевизионная программа, шоу, в котором стравливают две противоположные стороны, разжигая разномастные конфликты – редкостная гадость.
– Как можно такое смотреть? Там все время орут…
– Да, орут, смешные такие. С кулаками друг на друга кидаются, мы с Биби делаем ставки на победителя.
Ани презрительно скривилась; спрашивать о том, кто такая Биби не имело смысла. Они и с «кожаной» бабой после этой встречи навряд ли увидятся.
– Гаджет твой стоит на предохранителе пока – вот переключатель, видишь? Не смести случайно, а то взлетишь вместе со своим пластидом, не дойдя до машины дружка, если тот вдруг решит завести мотор. – Раздался гнусный смешок. – Работай ночью и работай тихо. Я тебе в качестве подарка положила в пакет клеевую массу – чего сама намешивать будешь? Ее, сама знаешь, на обратную сторону наложишь, и к крутящему элементу – на ось или рулевое управление. Или под движок.
Сказать спасибо? Может, еще обнять «коллегу» за проявленное участие и выдачу «бонусных» советов? Чтобы не грубить без надобности, Ани промолчала. Коротко и скупо кивнула, положила аккуратно упакованный в тонкую пленку взрыватель в нагрудный карман ветровки и развернулась, чтобы уйти.
– Ты, это, слышь? Только рядом с моим магазином не закладывай. Он мне еще пригодится.
– Цветы хорошо продаются?
– Не продаются, но пахнут. А это я люблю.
– Ну, тогда не буду.
Квартиру Ани-Ра покинула со смешанным чувством сожаления и облегчения, похожим на то, какое возникает при выходе из палаты неизлечимо больного, но при этом довольного жизнью, человека.
Ночь тянулась бесконечно.
Нет ничего хуже, чем вооружившись вилами, собравшись, наконец, силами и смотивировав разум, стоять у крыльца дома с наклеенной на двери запиской «Я ушел в гости». Глупое чувство, тупое положение и ощущение тонкой издевки сверху – мол, давай-давай, а все цепочки сложились так, что твои планы в жизнь не воплотятся.
Джипа на подъездной дорожке не было. Ни в одиннадцать вечера, ни в полночь, ни в час ночи. Не появился он и к двум.
Ани медленно испытывала на себе все круги ада – один изощренней другого: сначала изо всех сил боролась с дискомфортом при мысли о бомбе в собственной машине, никак не могла забыть о ней, ежесекундно ощущала лежащий под пассажирским сиденьем злосчастный предмет всеми клеточками кожи. Сидеть рядом с пластидом, в который воткнут взрыватель (пусть даже на предохранителе), все равно, что свесить ноги с пятикилометрового обрыва и периодически ерзать на треснувшем камне попой, проверяя, отвалится или нет? Нет, не отвалился, надо поерзать еще… Рядом, наверняка стояла и ухмылялась смерть – Ани казалось, что обернувшись, можно увидеть ее размытый темный силуэт. И потому не оборачивалась.
На втором часу ожидания тревога стихла – кончились силы, и резко, будто подкараулив правильный момент, навалилась усталость – сидеть с открытыми веками стало невмоготу. Ани пыталась слушать радио, но то усыпляло лучше всякой колыбельной, пыталась перебирать в памяти хорошие события, но на ум то и дело лезли плохие, щелкала себя по кончику носу, чтобы взбодриться, но и это не помогало.