Я поднялся и увидал ту же картину, что и накануне вечером: женщины Мэнроса собирались на главной площади и их жадные взоры были направлены к Дому Урожая, в котором провели ночь Невесты…
Воспоминание о бедных девушках сразу вернуло меня к ужасам прошедшей ночи. Дикие крики в густой темноте, болезненные стоны, и терпкий аромат, от которого рот наполнялся слюной – всё это было? Или то лишь плод моих разгорячённых фантазий?
Я втянул в себя воздух и готов был поклясться в том, что сумел различить в нём остатки давешнего смрада, окутавшего город целиком. На прежнем месте остались и громадные барабаны, подле которых по-прежнему стояли женщины и выбивали чёткий ритм. Мне припомнился сильный порыв ветра, пробежавшийся ночью по улицам Мэнроса и стремящийся попасть на центральную площадь, а вернее в то самое здание, где дожидались Невесты. Но чего они там дожидались? И свидетельствовали ли ночные звуки о том, что они, в конце концов, всё же дождались своей участи?
В ушах и голове гудели барабанные размеренные удары, складывалось ощущение, что звук этот был вечно, и даже моё сердце подстраивалось под отбиваемый ритм.
Прямо передо мной стояла низкая женщина – уроженка Мэнроса, через её плечи была перекинута белая простыня, предназначавшаяся для переноски маленьких детей. Самого ребёнка мне увидеть не удалось, зато я заметил выглядывающую из-под простыни ножку яркого и сочного оранжевого цвета. Скользкие подозрения вновь зашевелились внутри меня. Но монотонное гудение барабанов никак не давало сосредоточиться.
Внимание всех собравшихся было сосредоточено на Доме Урожая, я тоже поспешил поднять свой взгляд и на верхних ступеньках разглядел двух давешних Невест, хотя после проведённой ночи их принято было называть Жёнами будущего урожая. Но мне с трудом верилось, что передо мной стоят те же самые девушки, в глазах которых я видел слёзы. Неужели всего одна ночь способна так разительно переменить людей?
Платья из колосьев распались на случайные обрывки, ничего практически не прикрывающие. Их лица отражали усталость, непосильную для обычных смертных, глаза были бессмысленны, а поступь дрожащей. И у каждой появился непомерных размеров живот, словно бы раздуваемый изнутри. Их наполненные животы свисали вытянутыми складками, пряча под собой таз и половину бёдер, невероятная тяжесть гнула их спины, заставляя горбиться и всё больше склонять побледневшие лица к земле. Кожа на всём теле туго натянулась. Передо мною снова нарисовались изукрашенные створки ворот, но рисунки не шли ни в какое сравнение с действительностью.
Появление Жён будущего урожая породило волну ликования. Все неизменно радовались мучениям двух девушек, один лишь я не был в состоянии осмыслить этого ликования.
Вот из толпы выступила старуха, древней которой мне видеть не приходилось. Она стала подниматься по лестнице, опираясь на руку более молодой спутницы, которая в свою очередь несла длинный свёрток. Старуха кое-как доползла до верха, и каждый шаг её – был ударом барабана. Первым делом она поцеловала обоих Жён, после чего развернулась и обратила взор к женщинам и светлокожим детям.
– Возликуй же, Мэнрос, ведь Урожай принял своих Жён! Признал женское начало и благословил нас на следующий год. Да начнётся сев, и первые семена падут в землю за плодородие её! Пришло время становиться Матерью урожая!
Я осознал, что девушке предстоит последняя трансформация: из Жены ей следовало обратиться в Мать.
Старуха умелым движением извлекла из длинного свёртка серп и рассекла живот девушки, стоящей справа от неё. Один удар перерезал натянутую кожу, и толпа одиноких женщин и их странных оранжевых детей взвыла от удовольствия, наблюдая за содержимым живота первой роженицы, ссыпающимся в желоб на краю лестницы.
Наравне с кровью, из рассечённого живота хлынуло что-то белое и мелкое. Оно быстро преодолело желоб и начало падать на площадь прямо под ноги собравшимся. Только когда несколько белых предметов ударились мне о ботинки, я понял, что это тыквенные семена. Но откуда они взялись внутри девушки, да ещё и в таком количестве? Семена издавали еле уловимый аромат, от которого рот наполнялся слюнями, а в голове всплывали ночные крики…
А безжалостная рука старухи уже успела отбросить багряный серп. На этот раз она достала из свёртка длинные медные ножницы и подняла над головой, как жуткий трофей.