— Я о другом подумал: каково мне будет сидеть дома, пить пиво и смотреть, как он умрет, но только по телевизору.
После этих слов мы заткнулись. Я переключился на общую частоту базы:
— База? Это Траверс 2271. У нас все готово.
В наушниках откликнулся забиваемый треском помех голос Джил-сона, нашего офицера-связиста:
— Вас понял, Траверс. Переключитесь на частоту 778. Мы вклинились в советский канал связи «земля-орбита». И вы можете слушать все переговоры между «Орлом» и «Алмазом».
— А нас они могут слышать?
— Нет, — рассмеялся Джилсон. — Это же не магия, Данбар. А всего лишь проводки у меня на панели.
— Хо-хо. Когда настанет Рождество, найдешь в своем носке плагиоклаз, старина!
— Но только не от тебя, мальчик мой.
Верно, не от меня. Я сообщил новость Миту, затем покрутил шкалу рации, подстраиваясь на новую частоту.
— Слышишь что-нибудь?
— Ничего.
— Может, никаких русских на орбите и нет.
— А может, и нас на Луне тоже нет?
— В Нью-Йорке есть один тип, — вмешался в разговор Джилсон, — который очень долго трепался по ящику и доказывал, что нет никакой лунной базы и сорока застрявших на Луне американцев. Он утверждает, что все это фальшивка для русских.
— И он чертовски прав! — заявил Мит. — Вокруг нас гребаная Невада. Эй, ребята, хотите сегодня вечерком после работы смотаться в Рено? Я слыхал, там есть один кабачок, называется «Ранчо мустанг»…
— Это открытый канал, Мит, — оборвал его Джилсон. — И все, что мы говорим, пойдет по национальному телевидению, за две минуты до посадки.
— Гм-м… извини.
Я встал за камерой, заняв свое рабочее место, и слегка ее приподнял, чтобы видоискатель захватил черное небо и полоску горизонта, выглядевшую по контрасту почти белой, хотя лунный грунт практически черный.
— И какой был смысл тащить сюда цветную камеру?
— Я слыхал, что у русских движков выхлоп оранжево-фиолетовый.
— Значит, они работают на гидразине.[7]
Я находился снаружи, когда разбился «R-1». Сам взрыв был очень красив — полусфера прозрачного голубоватого пламени, которая мгновенно полыхнула, вспухла и рассеялась.
— Азимут один градус, — сообщил Джилсон. — Тридцать секунд. Они пойдут по высокой траектории менее чем через пятнадцать секунд после того, как покажутся над горизонтом, так что приготовьтесь.
— Вас понял. — Я чуть опустил камеру, прихватывая больше горизонта и надеясь, что нацелил ее в нужную точку — чуть выше дальней стены кратера и намного южнее точки, где мы находились. — Смотри в оба, Мит. Если увидишь светящуюся точку, дай знать.
— Хорошо. Вот она.
— Билл!
— Вижу. — Над горизонтом, слегка покачиваясь, восходила белая точка. Впрочем, как раз и не восходила. Они шли к нам по низкой и пологой траектории, пересекая кратер. Кто-то в наушниках произнес:
— Da, khorosho. Kuda mne itti, napravo ili nalevo?
Ни слова не понял. Конечно, я учил латынь в средней школе и немецкий в колледже. В сороковые годы практически никто не учил русский. Но голос прозвучал так, словно они были… ну, не знаю. Озадачены?
— Как-то странно идут… — подал голос Мит.
— Idite pryamo, — послышался другой голос. Чуточку нервный.
— Shto? — спросил первый голос.
Второй голос — неожиданно громче, резче, очень торопливо:
— Vtoroi povorot napravo!
— Господи!.. — пробормотал Мит.
Теперь картинка в видоискателе была уже не просто качающимся мазком огня. Из пастельного пламени торчали четыре паучьи ноги, две из них указывали в небо.
— Думаю, уже больше пятнадцати секунд… — буркнул я. Первый голос, почти в панике:
— Ya zabludilsya…
Мне пришлось резко поднять камеру, чтобы изображение не ушло из верхней части кадра. Внезапно я смог разглядеть сквозь пламя корпус посадочного модуля — две состыкованные зеленоватые сферы с какими-то выступами на поверхности. Я оторвался от видоискателя и взглянул в небо.
— Ничего себе!
— Ты их теряешь в кадре Билл, — сообщил Джилсон.
Я вернулся к видоискателю, и тот же встревоженный голос произнес:
— Eto ochen stranno… Ya… ya… Idite vperjod!
Тут до меня дошло, что камера уперлась в ограничитель и нацелена почти вертикально. Дальше ее не поднять.
— Господи, ребята! Мотайте наверх! — крикнул Мит.
Когда я отпустил камеру, она начала опрокидываться, но я не стал ее удерживать, потому что задрал голову и смотрел.
— Боже мой!
«Орел» летел прямо надо мной, всего метрах в двухстах, и казался большим, как авиалайнер. А пламя… оно внезапно затрепетало, выпустив струйки оранжевого и розового, и угасло. Здесь и там на корпусе засверкали вспышки поменьше.