— Подумать только!
— Папа, это ведь шанс для тебя!
— Постараюсь не оплошать, Билли.
Его лицо на мгновение просветлело и смягчилось.
— А вот и еще один сюрприз… — Он встал и вышел из кадра.
На его место села молодая женщина, очень красивая, с лицом-сердечком, вздернутым носиком, темными миндалевидными глазами и вьющимися волосами — я знал, что они темно-каштановые. Она не улыбалась.
— Здравствуй, папа, — сказала она, посмотрев несколько секунд в экран.
Меня аж отбросило на спинку стула:
— Миллисент!
— Милли, папа. Меня давно уже никто не зовет Миллисент.
— Извини. Господи, ты отлично выглядишь! И так выросла.
Она взглянула на кого-то за кадром, а я подумал, что она теперь для меня совершенно незнакомый человек. А может, и всегда была чужой. Помню, как в детстве ее удивлял цвет собственных волос и глаз. У ее матери и у меня волосы черные, глаза зеленые, а носы длинные… Этот же маленький подменыш… Хотя какой там маленький — ей уже шестнадцать.
Она снова посмотрела в камеру, явно смущенная, и сказала:
— Тут еще кое-кто хочет с тобой поговорить.
— Милли…
Но она уже встала. Долгий момент ожидания, и я увидел другую девочку, худую, как щепка, с длинными черными волосами, зелеными, как у меня, глазами, длинным носом и тростью в руке. Она уселась очень осторожно и немного неуклюже, слегка поморщившись, и сразу же улыбнулась мне до ушей:
— Папочка!
— О, Беатриса. — Мне пришлось на секунду стиснуть зубы. — Или тебя нынче зовут Би?
Она ухмыльнулась кому-то за кадром:
— Беатриса, папочка! Мне нравится мое имя. — Еще одна широкая улыбка. — Кстати, если меня кто-нибудь пытается назвать «тетушка Би»… — Она приподняла трость и изобразила удар по голове. «Тетушка Би». Господи, неужели это шоу все еще популярно?
— Как твоя спина, малышка?
Улыбка осталась прежней — наверное, она вспомнила, как я звал ее в детстве. А может, и нет.
— Хорошо, но станет еще лучше. — И быстро добавила: — Как будет здорово, когда ты вернешься!
Когда я улетал, она была робкой четырехлетней девчушкой. И кого она хочет увидеть дома — меня или хоть какого-нибудь отца? Что ж, есть еще и младший братишка. И наш общий «друг», строитель.
— Будет здорово вернуться домой, Беатриса, — тихо проговорил я. — Я так по вам скучал. — Может, задержаться ненадолго — посмотреть, как она вырастет? Да, пожалуй. Но «Скиталец-1» улетит в 1977 году. И ближайшие четыре-пять лет я буду занят больше обычного. И если… если…
Она взглянула в сторону, явно обеспокоенная, потом в камеру.
— Билли говорит, что время кончается. Я люблю тебя, папочка! Она с трудом встала и вышла из кадра. Я проглотил комок в горле. Сбоку показалась голова Билли:
— Еще один гость, папа!
— Здравствуй, Билл.
Не знаю, почему я такого не ожидал… но просто не ожидал. Как мешком по голове.
Трудно судить по паршивой телекартинке, но выглядела она гораздо более изможденной, чем в последний раз — в ночь перед стартом, когда к нам на несколько часов пустили жен, нарушив карантин.
— Здравствуй, Харриет. Как поживаешь? Нахмуренные брови, взгляд в сторону.
Что-то ее гложет. Может, рядом стоит еще кто-то? Семилетний мальчик и мускулистый краснолицый мужчина?
— У меня все хорошо, — выдавила она.
— Прилетишь меня встречать? — улыбнулся я. Я увидел, как она сглотнула:
— Когда вы сядете, мы полетим вместе с президентом Макговерном на авианосец «Энтерпрайз». Ведь ты станешь первым американцем, вернувшимся с Луны.
Я кивнул. А что потом? Дальше-то что, жена моя? Мальчик тоже полетит или ты оставишь его дома со своим строителем? В моем доме, кстати. Моя кровать. Моя жизнь.
— Что ж, тогда и увидимся, — сказал я. — Может, поговорим.
— Я… — Она опустила взгляд, отвернувшись и от камеры, и от экрана. — Время почти кончилось. Мне пора идти. Я… до скорой встречи. — Она встала и вышла из кадра.
Ее место занял Билли, долго смотрел на меня. А чего ты ожидал, черт побери?
— Спасибо, сын.
Он кивнул и напомнил:
— Вышли бумаги по факсу, папа. Это важно.
— Хорошо. До встречи. — И я подумал, что некоторые из его вьетнамских друзей тоже оказывались в подобной ситуации. Он должен знать, понимать. Так ведь? Я встал и пошел заполнять анкеты-заявления.
— «R-3»? Т-минус три минуты, отсчет идет, — прохрипел в моих наушниках голос Джилсона. Давным-давно, еще во времена полетов по проекту «Адам», армейские диспетчеры говорили при обратном отсчете «Х-минус». Это выражение осталось как рудимент эпохи крупнокалиберной артиллерии, но после начала полетов по программе «Джемини А» они перешли на «Т-минус».
— Вас понял, Луна. Минус три. — Господи. Я весь потный. Кожа чешется. Вот уже три года как я не влезал в старый скафандр «Дже-мини» — с тех пор, как нам доставили первые «аполловские». А эти… мешковатые, сплошные складки, липкие внутри.
Я скосил глаза на Бородина. Он сидел в одолженном скафандре, гораздо более новом, чем мой — бледный, взгляд устремлен куда-то вдаль, левый рукав закатан и завязан. Я улыбнулся:
— Ну, как ты?
Он улыбнулся в ответ:
— Horroshow… товарищ команд… пилот.
Шутка. Намеренная оговорка. Или он нервничает меньше, чем я думал, или хорошо это скрывает. Впрочем, не сомневаюсь, что тому, кто летал на «Алмазе» и выжил после аварийной посадки на Луну, эта жестянка кажется весьма хрупкой.
Нынешние «Джемини R» сильно отличаются от версии «М», на которой я прилетел сюда. Внутри теснее. Даже шлюза нет, черт побери! Нужно просто сбросить давление в посадочной капсуле, забраться в нее, сесть в свое кресло, задраить дверь и включить подачу воздуха.
Другой голос, гораздо сильнее разбавленный статикой:
— «R-3»? По данным телеметрии вы все еще не настроили прерыватели. Страница семьдесят вторая инструкции.
— Вас понял, контроль, выполняю. — Я пролистал инструкцию, нашел нужную страницу и стал переключать тумблеры в указанные положения. Взглянул на Бородина. — Все когда-нибудь случается в первый раз, верно, приятель?
Его лицо как-то неуловимо изменилось. Он отвернулся, глядя через иллюминатор люка на Луну, которую он больше никогда не увидит. Разве что с Земли.
— Две минуты, «R-3».
— Вас понял, Луна.
А я когда-нибудь увижу ее снова?
Даже внутренность отсека управления изменилась — обратно в направлении старого «Джемини А», избавившись от заднего люка, внедренного в модели «В» и стоявшего также в модели «М». Зато появился интегрированный теплозащитный экран, керамика поверх титана, как нам сказали, способный выдержать прямой вход в атмосферу при транслунной скорости. Никакого рикошета от атмосферы. Никакого аэродинамического торможения. А также никаких шансов уклониться от метеорита или, что еще хуже, от пилотируемого межпланетного корабля…
— Одна минута.
— Вас понял, Луна.
Нет также переднего стыковочного туннеля, нет окошек впереди для наблюдения за стыковкой. Только круглый иллюминатор в люке да большой телеэкран у наших ног — для «подхода и посадки».
Другой голос сообщил:
— «R-3»? Вам нужно выполнить процедуры со страницы 212, начиная от римской цифры один.
— Вас понял, контроль.
Нашел нужную страницу, стал читать инструкции. Переключить то, повернуть это. Прочесть что-то другое. Если будет так и так, перейти на страницу девятьсот, римские цифры LXXVII, и смотреть пункт «Аварийное прекращение взлета и выход на лунную поверхность».
— Тридцать секунд.
— Вас понял. До встречи, Джилсон.
— Месяца через три, Билл.
— Точно.
Я взглянул на Бородина. Глаза все еще открыты. Хорошо держится. А что бы чувствовал я, если бы возвращался домой на русском корабле, оставив на Луне лучшего друга и левую руку?