- Мы назвали ее «Озма-2». Как только антенна будет готова, мы начнем проверку кое-каких идей Фрэнка. В смысле, куда неплохо бы заглянуть радиотелескопом. Тау Кита. Эпсилон Эридана…
- Отлично! Вам еще не надоело слушать «ждите ответа»?
- Билл, я ведь показывал тебе уравнение.
- Ага, показывал. Половина членов в нем - неизвестные величины. Карл, вы принимаете желаемое за действительное.
- Ну… мы же на Луне, черт побери! Можешь представить более подходящее место, чтобы принимать желаемое за действительное? - Он обвел руками мертвое черное небо. - Господи, да ведь каждую ночь ты сам все это можешь увидеть, Билл! Там миллиарды и миллиарды звезд!
Карл уже затерялся в мечтах, готовый обрушить на нас очередную получасовую обличительную речь.
- Да ну тебя к черту! - буркнул Мит. - Давай выгружать его барахло, а то не сможем подняться в горку и начать установку нашего оборудования.
В радиорубке было тихо. Она сулила уединение - то самое уединение, которого человеку иногда так хочется во время ежемесячного звонка домой. Во всяком случае, все мы научились обращаться с приборами сами и не нуждались в помощи единственного на базе офицера-связиста - а тому более чем хватало забот с починкой старого электронного хлама, который постоянно изнашивался и ломался.
Лицо моего сына Билли на черно-белом телеэкране выглядело иначе, чем во время нашего последнего разговора. Ему это хорошо удается. Он смотрит в телекамеру, а не в стоящий рядом с ним телевизор. Взгляд все еще жесткий, хотя вот уже три года, как он вернулся из Вьетнама и, наверное, почти закончил с медицинской реабилитацией.
- Ты снова подстриг бороду, - заметил он.
Я улыбнулся и распушил ее пальцами. На ощупь почти как стальная щетка.
- Она уже… гм-м… стала заполнять мой шлем. В ответ улыбка:
- Что ж, теперь ты больше похож на Кастро и меньше - на Мудрого старца с гор.
Когда он был мальчишкой, все говорили, что он очень похож на меня, но я так не считаю. Подбородок у него более плоский, ямочка на нем меньше, нос уже, прямее и длиннее и, если хотите знать мое мнение, гораздо больше напоминает нос Фреда, брата его матери.
- Что это за дурацкая рубашка на тебе? - Одежка здорово смахивала на какой-то воинский мундир, даже с золотыми галунами на воротничке и манжетах.
- Из полиэфира, - ухмыльнулся он.
- Какого она цвета?
- Фиолетовая, папа. Я усмехнулся:
- И что, больше никаких бус и сандалий?
- Времена меняются.
Тут я увидел - даже на зернистом телеэкране, - как начали темнеть его суровые глаза, и решил, что лучше сменить тему.
- Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Его взгляд прояснился:
- Точно! Tempora mutantur, nos et mutamur in illis. Хилдерик, король франков.
В наших с Билли отношениях такое было всегда. Что бы между нами ни произошло, я всегда мог позвать сына прогуляться по лесу, и там мы болтали на всякие умные темы.
- Ты еще встречаешься с той девушкой… э-э… - Господи, да вспоминай же быстрее… - Сарой?
Я увидел, как ему приятно, что я вспомнил ее имя.
- Да.
- Мне понравилось ее фото, которое ты прислал по факсу. Она действительно красивая. - Высокая блондинка с ярко-голубыми глазами. Нос, правда, великоват, но на ее лице смотрится в самый раз. - Как твоя мать?
Он нахмурился. Слегка пожал плечами:
- У нее вроде бы все в порядке. Она сейчас менеджер по запчастям на тракторном заводе.
- Это хорошо. Гм-м… Она еще встречается с этим… как-там-его? Он еще больше нахмурился. Медленно кивнул. А чего я от него,
собственно, хочу? Чтобы он рассказал о своем сводном братце? Парнишка родился в конце 1966 года, задолго до того, как мы узнали, что я застряну на Луне, так что даже если бы программа «Аполло» сработала…
- Как учеба?
Он вдруг просиял:
- Меня досрочно приняли в университет Джона Хопкинса, папа! Вашингтонский университет выпустил меня на год раньше, чтобы я уже осенью смог начать учебу на медицинском факультете.
- Так это же здорово!
- Я подал в NASA заявку на стипендию по космической медицине. И мне сказали, что с моими десятью ветеранскими пунктами ответ наверняка будет положительный.
Когда в 1948 году я поступал в Бостонский университет, у меня было всего пять пунктов. И к тому же на моей груди не было «Пурпурного сердца», не говоря уже о «Бронзовой звезде». Военные прислали мне по факсу список его наград, но мне пока не удавалось разговорить Билли на эту тему.
- Но почему? - удивился я. - Я думал, ты планировал специализироваться по травматической медицине.
- И по ней тоже, - кивнул он. - Стипендия по космической медицине требует двойной специализации.
- Все равно не понимаю.
- Папа, сейчас очень много говорят о финансировании системы «Нова/Ровер» как реального проекта. С тех пор, как русские разрешили доктору Челомею опубликовать в прошлом году свою книгу… - Он говорил о Владимире Челомее, главном конструкторе космических кораблей, чьи детища - «Алмаз-9» и «Орел-1»- уже кружат на окололунной орбите и вскоре доставят меня домой. - Словом, запланированная дата старта первой марсианской экспедиции - 12 ноября 1984 года.
- Когда сам увижу, тогда и поверю… Господи, а ведь мне тогда стукнет уже пятьдесят шесть!
Он еще раз медленно кивнул:
- Да. А мне - тридцать четыре.
В тот день, когда я отправился на Луну, мне было тридцать семь.
- И ты хотел бы полететь.
- Да. Полет рассчитан на три года. Двенадцать человек, им понадобится врач. Хороший врач.
Еще как понадобится. У нас здесь полевой хирург, терапевт и фармацевт, три медика на сорок членов экипажа.
Серьезные глаза сына долго изучали меня. Потом он сказал:
- Тебе нужно кое-что знать, папа. Месяц назад наконец-то допустили к летным испытаниям ядерный ракетный двигатель «Ровер-1». Прототип с тягой почти 34 тонны готов к полету.
- Тот самый двигатель с твердофазным реактором из проекта NERVA?