Двое полицейских, стоявших напротив Олега, вид имели растерянный и раздраженный – точно они и сами не понимали, какого черта они все это выслушивают.
– Да о каком государе ты говоришь-то, чумовой?! – рявкнул Миха, едва Олег замолчал. – Совсем, что ли, больной? Ты сам понимаешь, в каком мире живешь? Или полностью поехавши?
– Даже если таковой должности в настоящей системе власти и нет, – не сбился Олег, – в смысловом пространстве место для него и было испокон веку, и доднесь есть, и всегда будет. И посему блюсти честь государства и Государя – наипервейшая обязанность любого служилого человека. Каковыми вы, господа, и являетесь.
Миха, видно, мало что понявший из сказанного, махнул рукой. Нуржан, морща лоб, открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут заметил лейтенанта и тоже махнул рукой.
– Я тебе отвечаю, Никита, – произнес Миха, – этот твой клиент реально ненормальный. Его и трогать-то грешно. В дурку его – вот что! Пошли отсюда, Нуржан!
Миха, сплюнув на пол, круто развернулся и вышел вместе с товарищем. А вот Никита ненадолго задержался. Он заметил, как Олег посмотрел в спины полицейским, и глаза парня на мгновение… будто постарели. Как у зверя, внезапно осознавшего, что из западни, в которую он попал, нет выхода. По крайней мере, именно такое сравнение пришло в голову Ломову. Впрочем, взгляд Олега быстро прояснился. Он холодно и четко поклонился Никите – точно так, как и тогда, когда впервые увидел его, – коснулся подбородком ключицы, приложив ладонь к сердцу.
Старший лейтенант не нашелся, что сказать Олегу, и молча вышел. Дежурный запер дверь камеры.
– Чего он вам заливал? – спросил Ломов.
– Да пургу какую-то нес, – ответил Миха.
Они, вчетвером, двинулись по коридору.
– Ну, не так, чтобы уж пургу… – проговорил вдруг Нуржан. – Вроде бы правильные вещи говорил, с которыми не поспоришь. Но… Это как тебе говорят: «Нехорошо гадить на улице!» С одной стороны, конечно, нехорошо. А с другой – куда деваться, когда в радиусе десяти километров ни одного доступного сортира, и при этом все вокруг только и делают, что под кустиками присаживаются? Не в карман же себе класть? Вот так примерно…
Миха было засмеялся, но тут же замолчал. Сверху, сквозь бетонные перекрытия, прорвался в подвал пронзительный крик.
– Монах, что ли? – испуганно прошептал он.
Когда они бегом добрались до коридора первого этажа отделения, сержант Леха Монахов уже не вопил. Он катался по полу, дрыгал ногами, колотил кулаками воздух и хрипло шипел сорванным горлом. Вокруг него колыхалась негустая толпа из полицейских, сбежавшихся со всех трех этажей.
– Что смотрите?! – крикнул Нуржан, еще только свернув с лестничной площадки. – Поднимите его! Он же голову себе расшибет!
– Ага, – ответили ему из толпы. – Иди, сам поднимай.
Причину такого нетоварищеского поведения коллег Ломов с компанией поняли, когда подбежали поближе. Миха зажал себе нос и толкнул Нуржана в плечо:
– Накаркал со своими примерами!
Монахов вдруг перестал биться. Лежа на животе в темной зловонной луже, он высоко поднял рыжую голову, отчего стал похож на гигантскую ящерицу, огляделся и прохрипел:
– Тараканы… Тараканы у меня в голове… Вытащите их оттуда! Вытащите тараканов!
– Допрыгался, – проговорил капитан Шелгунов, тоже стоявший в толпе. – Белая горячка.
Кто-то неуверенно хохотнул, но этот смех не поддержали. Среди полицейских взметнулся и тут же истаял шепоток:
– Михалыч идет!
Полковник Рыков с большим черным портфелем в руках широким начальственным шагом подошел к расступившейся толпе. С минуту он разглядывал хрипящего Монахова, постепенно багровея мясистым лицом.
– Сегодня что, магнитная буря, что ли, разразилась? – заговорил он наконец. – С утра самого – все кувырком! Сержант Монахов, твою мать! Встать!
– Уберите… тараканов… – хрипнул еще тише Леха. – Уберите их совсем из моей головы…
– Допился, болван, – устало констатировал Рыков. – То бутылки в него вселяются, то тараканы…
– Да не пил он сегодня, товарищ полковник, – сказал Нуржан. – И вчера тоже. И вообще, давно за ним такого не замечалось.
– Какого же дьявола он тогда здесь валяется?!
– Помутилось у него, видать, малость, – вступился за сержанта и Миха. – Ну, истерика, что ли… Заразился от того психа. Я слышал, бывают такие штуки – массовая истерия называется.
Монахов вздрогнул, опустил голову и затих.
– От какого еще психа?! – рявкнул Рыков.
Тут навстречу начальнику привычно выступил Ломов: