- В таких краях только призракам жить, - сказала наконец девушка. - Хотя вы и есть почти призрак. Неужели вас совершенно не интересует собственная судьба? Почему вы не спросите меня, куда я вас собираюсь везти?
- Я бы хотел задать этот вопрос по-иному, - тихо отозвался граф. – Зачем вы собираетесь куда-то меня везти, раз я не преступник и вы это знаете?
- Моя работа оплачивается, - очень ровным голосом ответила девушка. – В вашем случае я получу деньги за так называемого упыря из усадьбы за холмами, что бы вы там обо всём этом ни думали.
- И много вам платят?
- Достаточно для того, чтобы я потащилась в такую глушь, - отрезала девушка.
- Мне вас очень жаль, мадемуазель, - прошептал граф.
- Себя лучше пожалейте.
Дорога упиралась в проржавевшие кованые ворота между высоких пилонов из грубо обработанного камня в зеленоватых и рыжеватых потёках. Одна створка ворот была распахнута и навечно вросла в сплетение голых ветвей придорожных кустов, другая, полуотворенная, косо осела на неровную брусчатку, и прихотливые её завитки, чешуйчатые от ржавчины, припорошенные снегом, служили неплохой прелюдией к открывавшемуся виду на графский особняк. Дом, с обеих сторон подпираемый старыми деревьями, держался с некоторой надменностью, претендуя, очевидно, на горестное величие разорённого дворянского гнезда, но из-за своей заброшенности и нелепого облика, вобравшего несовместимые стили различных эпох, выглядел попросту жалко.
- Какая жуткая развалина! – восхитилась девушка. – Отличная декорация для какой-нибудь кинопошлятины из разряда «старый дом на отшибе». Вы с ним хорошо смотритесь вместе, с этим архитектурным чудовищем.
Граф посмотрел на свой особняк. Определению «жуткая развалина», пожалуй, не хватало образности, но зато оно было ёмким и, главное, правдивым. Стены наглядно демонстрировали то, как ведёт себя кирпичная кладка на различных стадиях разрушения, живописно замшелая кровля просела и кое-где провалилась (сломанными рёбрами высовывались наружу гнилые балки), из крыши зазубренными наконечниками стрел торчали несуразные готические башенки, а донжон на месте флигеля имел такой вид, будто в него в упор шарахнули из мортиры. По ту сторону пыльных окон царила первобытная тьма, словно за стенами особняка рвалась ткань мироздания и все внутренности дома поглотил неукрощённый хаос, до которого ни в один из шести дней не дотянулась длань Создателя. (На самом деле за этими страшными окнами были вполне уютные, хотя и несколько захламлённые комнаты, и ещё там тихо спала библиотека, ожидая, когда лёгкие худощавые руки графа пробегутся по потёртым, с бледными следами золотой пыльцы, корешкам и, чуть помедлив, извлекут на свет какую-нибудь книгу и расправят ей крылья.)
- Да, вы правы, мадемуазель, - произнёс наконец граф. – Должно быть, контора, где выдают билеты на паром через Стикс, и то выглядит пристойнее.
Девушка стрельнула в него глазами.
- Невесёлые у вас шуточки.
- Простите…
Девушка остановила автомобиль у ворот, заглушила двигатель и выбралась из машины. Граф, неуклюже опершись скованными руками о водительское сидение, устремил на девушку умоляющий взгляд:
- Мадемуазель, вы же обещали!.. Прошу вас, не ходите к этому дому. Это опасно!
- Раз уж вы так боитесь за мою участь – проводите меня, - усмехнулась девушка.
Граф принялся сосредоточенно ковырять все выступы на двери, силясь понять, как же она всё-таки отпирается. Беспомощно посмотрел на девушку сквозь чуть запотевшее стекло. Девушка снисходительно улыбнулась и открыла дверь.
Снег больше не шёл. Стылый воздух напоминал стоячую прозрачную воду под глухим матовым льдом. Отогревшегося было в автомобиле графа немилосердный холод мгновенно прохватил до самой сердцевины тонких костей. Нахохлившись и мелко дрожа, он настороженно наблюдал за особняком – не покажется ли в окне фигура сторожа – но дом словно бы испокон веков простоял заброшенным. Девственная чистота ровного нетронутого снега на ступенях крыльца. Мёртвая темнота в провалах окон. Машины сторожа нигде не было видно. Граф недоверчиво вслушивался в морозную белую тишину, и вздрогнул, когда девушка дотронулась ладонью до его локтя.
- Вас прямо-таки трясёт, - сказала она. – Разве вы способны чувствовать холод?