Парень шагнул влево, вытягивая небритую кадыкастую шею, заранее оскалившись, - граф тоже шагнул в сторону, уперев руки в бока, стараясь закрыть собой девушку и изнемогая от собственного бессилия.
- Какая тёлка! И с пушкой. Полицейская ищейка? И ты её завалил?
Ствол ружья покачивался у самого пола – парень небрежно держал ружьё за потёртый ремень; затем закинул за спину. Достал из кармана спичечный коробок, долго тряс его над ухом, но ни единого звука не вытряс, бросил пустым коробком в графа, промазал.
- Ну-ка, сваливай, не маячь тут, - парень широко махнул шерстистой лапой с огромными костяшками.
Граф закрыл глаза. Густые его ресницы, намокнув, слиплись в чёрные иглы.
- Щас я у этой полицейской спрошу, хорошенько так спрошу, за каким хреном её сюда занесло, - парень показал в оскале крупные жёлтые зубы.
Отвратительная щекочущая дрожь мешала графу дышать. Всё внутри рушилось, звенело, сыпалось, разбиваясь, - и вдруг стало очень спокойно. С хрустальной ясностью в душе, сквозь прозрачное стекло какого-то неопознанного чувства, холодея от силы собственной правоты, он взглянул на парня – с чистейшим, ничем не замутнённым, обжигающе-ледяным бешенством.
- Эту подлость вы сделали? – граф указал на открытый сундук.
- Что, уже напоролся? – парень заржал. – Или это она напоролась? А не хрен лезть. Ведь правда же, остроумно?
- Убирайтесь к дьяволу, - с наслаждением прошептал граф.
- Не хами, крыса, а то плохо кончишь, - лениво посоветовал парень, подавив зевок.
- Вон!!! – заорал граф, на мгновение совершенно оглохнув от собственного вопля.
Парень, готовый уже оттолкнуть графа, резко отдёрнул руку и шагнул назад. Ошарашенная комната зазвенела тонкой тишиной.
- Вон из моего дома, - прошипел граф сквозь стиснутые зубы. Парень неуверенно осклабился, уже почти избавившись от удивления, на шаткий миг зашедшего за грань испуга – а взгляд графа, бессмысленно метнувшийся по комнате, остановился на проклятом сундуке, и сундук раскололся, брызнув монетами. Купюры разлетелись как перья.
- Ты чё себе позволяешь, тварь замогильная?! Да я те щас шею сверну за такие фокусы! – рявкнул парень.
- Мало того, что вы хам и дурак, - тихо сказал граф, - так вы ещё и убийца. Я знаю, это вы убивали людей возле тракта…
Парень беззвучно открыл рот и вскинул ружьё. Был дымок из ствола, а прежде, кажется, был выстрел, но граф просто дёрнул дымящийся ствол на себя, думая только о том, что нужно лишить дурака опасной дряни, плюющейся свинцом, чтобы тот не ранил ненароком девушку.
Граф посмотрел на ружьё в своих руках, на исцарапанный деревянный приклад, на спусковой крючок, усмехнулся (совсем, впрочем, не отдавая себе в этом отчёта) и бросил оружие в камин. Осторожно, словно ступая по скользкому льду, парень попятился к двери.
- Ах ты дохлятина, - шептал он с порога, - мертвяк, трупешник поганый.
- Напротив, я ещё жив, - улыбнулся граф. Ему очень захотелось как следует хлопнуть дверью перед носом парня. Дверь грохнула пушечным выстрелом, а стоявшего в пяти шагах от неё графа окатило порывом холодного ветра от стремительного взмаха створок. Створки тут же распахнулись – как только граф без единого слова приказал им распахнуться.
Парень спрятался за поворотом коридора и, наполовину высунувшись из-за угла, подобострастно горбился, глупо моргая и разводя руками:
- Погоди, может, всё-таки, по-хорошему договоримся? Я забираю содержимое того сундука, ну и…
- Выметайтесь, - умиротворённо сказал граф. Парень принял его ясную улыбку за зловещий оскал неуязвимого противника и опрометью бросился бежать, вообразив вдруг, что в следующее же мгновение пол под его ногами непременно разверзнется и старый дом навечно похоронит его в своей утробе, к сладостному удовлетворению терпеливого, но мстительного хозяина. Парень с визгом отскочил от внезапно расколовшегося витража, ударился о стену и, скуля, скатился по лестнице, теряя клочья серой шерсти. Граф медленно спустился за ним, чтобы запереть дверь и поглядеть на отпечатки на свежем снегу: диковинные следы, с каждым шагом всё менее человеческие, но и определённо не волчьи, а вообще не понять чьи, следы очень странного зверя, чьё существование никогда не предусматривалось природой.