– Мы с твоим другом уже это обсудили. Да, это было обычное снотворное, – произнес Юрьянс.
И, должно быть, доза просто лошадиная, если они так крепко спали, что не почувствовали, как их связывают! Бррр, этот человек прикасался к ее телу, рассматривал ее! Журналистка брезгливо поморщилась. Значит, то, что она видела во сне, было под воздействием дурмана… Девушка подумала, как хорошо, что у них с Олегом все не успело далеко зайти, а то вряд ли бы Айварс стал их одевать. Тем не менее, призывно приподнятую бюстгальтером грудь очень хотелось прикрыть. Радует, что белье хотя бы не прозрачное.
– Что случилось? Зачем вы нас связали?
Юрьянс поднял руку, и на журналистку уставилось дуло пистолета.
– Замолчи и не мешай нам разговаривать. Так на чем я остановился… Ах, да. Сначала я читал все о тебе в интернете, в соцсетях. Так вышел на твоего дружка Бражинского и вот на нее, – он кивнул в стороны Милы. – У нее на странице была фотография, где вы в день свадьбы выходите из ЗАГСа. А то, что развелись, не знал, вот и решил ее сюда пригласить под предлогом заказа материала, а потом использовать как заложницу, чтобы выманить тебя. Но тут ты сам мне написал! Это было удивительное везение! Чтобы собрать побольше информации о тебе и твоей семье, обратился к твоему дружку. Ему, кстати, пришлось заплатить. Алчный он у тебя, слишком сребролюбив и туповат. Как ты с ним общаешься?!
Олег внешне был очень спокоен. Но по сжатым челюстям, на которых перекатывались гневные желваки, Мила видела, насколько он напряжен. До нее пока с трудом доходило все происходящее, но постепенно сознание прояснялось.
– Развяжите нас и давайте спокойно поговорим, – предложил Олег.
– Нет.
– Тогда хотя бы уберите оружие, мы же и так связаны.
Лалин говорил негромко и медленно, как с душевнобольным человеком или капризным ребенком. Замечание насчет оружия, должно быть, показалось Юрьянсу резонным, и он опустил пистолет.
– Вы все гадали, зачем я вас сюда пригласил, – принялся рассуждать Айварс Эженович, прохаживаясь между своими пленниками. – Ведь никаких сведений о вашем прадеде я вам до сих пор не предоставил. Не совсем так я собирался объясниться, но вы собрались уезжать… Это, и еще кое-что, нарушило мои планы.
Лалин выжидающе смотрел на Юрьянса.
– Так вот. Ваш прадед, уважаемый, никакой не герой, а подонок, – хлестко сказал латыш, глядя Олегу в глаза.
Тот опешил.
– Объясните.
– Находясь здесь, в Латгалии, летом сорок четвертого он соблазнил девушку.
– О какой девушке речь? – нахмурился молодой человек.
– Сейчас уже не важно. Вам достаточно будет того, что эта девушка принадлежала к моей семье.
– Но зачем вам я? Отомстить? Почему мне?
– Не отомстить. Я хочу справедливости. У вашего отца есть деньги. Он в состоянии оплатить операцию моей дочери Марии. Или есть еще один вариант – вы можете продать ордена прадеда. Один орден Суворова[2] чего стоит! Пусть ваш прадед хотя бы после смерти загладит свою вину перед нашей семьей.
– Ах вот оно что… Все оказалось до смешного банально. Даже про ордена разнюхали. Значит, вам просто нужны деньги? – проговорил Олег. – Может быть, вы и избиение мое заказали, чтобы лишить меня связи и возможности уехать?
Юрьянс кивнул. Мила не промолвила ни слова, пораженная таким цинизмом.
– Отец уже наверняка поднял на уши правоохранительные органы.
– Вряд ли. Думаю, фото избитого, находящегося в бессознательном состоянии сына убедило его, что так делать не следует.
– А если он не согласится платить?
– Он уже собирает деньги, чтобы выкупить вашу жизнь, – даже бровью не поведя, спокойно объявил Айварс.
– Глупость какая-то. Вы сумасшедший.
– А вы были бы мне прекрасным сыном. Я бы вами гордился, – улыбнулся профессор.
– Не дай бог такого папашу, – бросил Лалин.
– У вас же есть средства, и немалые! – наконец подала голос Мила.
– Для лечения в Европе этого не достаточно.
– Хорошо, и что дальше? – снова заговорил Олег. – Мы будем находиться в таком положении, пока мой отец не перешлет вам нужную сумму?
С ответом Юрьянс не спешил. Быть может, он сам не знал, что ответить. Должно быть, его план не был продуман настолько детально. Когда же профессор заговорил, голос его чуть дрожал, выдавая плохо скрытое волнение.