А потом они целовались. Губы одеревенели от холода и почти ничего не чувствовали, но от этого выходило особенно вкусно. И Пашка всё повторял: «Маленькая моя, какая же ты маленькая».
Вот сразу после поцелуев их и загребли, потому что на соседней улице парень с девицей отобрали у какого-то бедолаги кошелёк с часами. Павла посадили в обезьянник, а Машу даже чаем напоили, хотя она едва не подралась с сержантиком, требуя, чтобы их – особенно Пашку – немедленно освободили. Но отпустили всё равно только под утро и будущий муж ещё с неделю ходил на занятия, сверкая шикарным бланшем под глазом. Мария им очень гордилась.
Госпожа Мельге оттолкнулась сильнее, закинув голову, чтобы слёзы закатились обратно, и только тут заметила Зверя, который сидел позади неё и смотрел очень внимательно, эдак пристально.
– Привет, – насморочным голосом поздоровалась Маша с собакой. – Опять удрал?
«Привет!», – ответил пёс, а вторую часть вопроса проигнорировал, трусцой оббежал гамак, улегся на траву, ухмыльнулся, вывалив язык.
– Видишь, какие дела творятся? Кошмар просто.
Арей – или Арес, что ли? Хотя, кажется, это одно и то же – шевельнул мохнатыми ушами, он никаких кошмаров не наблюдал.
– Ну как же! – тяжело поразилась Мария. – Соседа, Михалыч который, отравили. И получается, что отравила его именно я. Водку-то он не покупал, в дальнем магазине ему не давали и к Оксане он не приходил. А рядом с ним нашли бутылку. Выходит, именно ту, которую я ему и дала. Понимаешь?
Пёс фыркнул и мотнул лобастой башкой, то ли признаваясь, что он ничего не понял, то ли отгоняя зудящую мошкару.
– Да я сама не очень разобралась, – согласилась Маша, снова раскачивая гамак. – Смотри, я ему ничего не подсыпала – это совершенно точно. Так? – Зверь вытянул лапы, пристроил сверху морду, глядя на Марию из-под черных колбасок бровей. – Ну вот и я говорю, что так. Значит, отраву продала Оксана. Сама она налила или купила такую, не суть важно. Главное, получается, что яд был только в одной бутылке, так, что ли? Ведь больше никто не… пострадал.
Тут совершенно некстати вспомнилось серое, провалившееся лицо Михалыча над сиротским байковым одеялом: заострившийся нос, ямы вместо глаз, блестящая лысина в крапинках почечных бляшек. Маша откинулась назад, унимая тошноту, сухо глотнула.
Жалко Михалыча. Может, ещё обойдётся? Может, довезут и как-нибудь всё… поправят?
– Значит, что? – Для собственного слуха голос звучал нарочито бодрым, лживым. – Значит, яд предназначался мне? Или персонально Михалычу? Бред. Бре-ед сивой кобылы. Нет, теоретически возможно, конечно. Припасла Оксана бутылочку под прилавком и ждала, когда я приду, чтобы отправить меня на тот свет. Вопрос: зачем? Да ну, даже не смешно, – Маша резко выпрямилась, садясь. Ровно сидеть не получилось, попа немедленно съехала и Мария Архиповна снова стекла в капкан гамака. – Даже на сюжет «Кровавых денег» не тянет. Или это такая расчётливая месть соседу? Дождаться, пока приедет кто-то посторонний, решит отблагодарить Михалыча бутылкой и продать ему отраву? Прямо не Оксана, а старуха Медичи выходит какая-то.
Мария наконец неловко, совсем неизящно выбралась из гамака и принялась расхаживать, яростно начёсывая затылок – это помогало думать. Пёс следил за ней и со своими измышлениями не лез.
– Вот ещё одна странность, – Маша остановилась, многозначительно подняв палец вверх. – Бутылка была одна, моя. Это мы уже выяснили. Отдала я её вчера, примерно после обеда. А выпил он только сегодня, да ещё днём? Ты в это веришь? – Пёс выразительно чихнул и прижмурился то ли презрительно, то ли наоборот блаженно. – Вот и я нет. И почему, собственно, решили, что водка может быть исключительно из магазина? То есть понятно, что, так или иначе, она из какого-нибудь магазина. Но, может, Михалычу её кто-то другой принёс? Такое вероятно? Более чем.
Арей зевнул, свернув язык трубочкой и громко клацнув немалыми клыками. Видимо, Машины размышления ему надоели.
– И последнее, – надавила госпожа Мельге, привыкшая договаривать до конца. – Парень сказал, что Михалыча ещё и по голове ударили, крови было по… – Мария снова сглотнула, опёрлась ладонью о мшистый, почти мягкий ствол дерева, потрясла яблоню. – Но я-то его совершенно точно не била даже и в умопомрачении. Я в это время блины ела и разговаривала про историю края с кладами. Так хорошо разговаривали…