Саша на это сенсационное заявление ничего не ответил, только мотнул подбородком снизу вверх, мол: «И что, как?» Ну, конечно! Настоящий брутальный мужчина слова зря не тратит, чёрт бы побрал всех мачо скопом! Да и остальных мужиков заодно.
– Во-первых, деньги ей потребовались совсем недавно, буквально вчера, если не сегодня, – стараясь говорить как можно равнодушнее, отчиталась Маша, всё с той же независимостью рассматривая сиреневый куст, свесивший ветки через перила. – Во-вторых, никаких финансовых неприятностей она не ждала и не предвидела. В-третьих, твоя ветеринарша пытается продать дом и ей совершенно плевать, что будет дальше. В смысле, где она жить станет. По-моему, собирается гордо бомжевать.
Саша тихонько и негромко высказался, помянув весьма тесную связь с чьей-то матушкой.
– Ну а в-четвёртых, – торжествуя, а оттого забывшись и глянув на дрессировщика, заявила Маша. – Я буду не я, если эти неприятности не связаны с её большой любовью. Ну, с профессором. Как там его?
– Марк Платоныч, – недовольно отозвался Добренко.
– Вот, с ним самым.
– А это ты с чего взяла?
– Ну Са-аш, – с извечной женской снисходительностью к мужской тупости протянула госпожа Мельге, – сам подумай. У неё никого больше нет, а на этом Платоныче свет клином сошёлся, прям центр Вселенной и пуп земли. По-моему, она ни о ком другом и думать не может. Нет, даже не так. Она просто не думает ни о ком, кроме него. Любовь у неё такая.
– Лиска это сама сказала?
– А мне надо, чтобы она говорила? Вроде ты считал, что я не дура.
Саша согласно кивнул, задумавшись о чём-то своём. И, видимо прибывая в задумчивости, начал поглаживать Машу по спине между лопаток – рассеянно, как кошку. Но от этого у госпожи Мельге волоски на шее дыбом встали и не потому, что неприятно, просто… странно. И будоражаще.
Мария всё из той же независимости, а ещё от собственного неожиданного смятения передёрнула плечами, сбрасывая его ладонь. Саша, кажется, и этого не заметил, сидел, скусывая с губы тонкую кожицу, смотрел в ведомые только ему дали. Внизу завозился Арей, шумно и с энтузиазмом почесался, зевнул с подвыванием и опять затих. На веранду как-то незаметно вползла странная тишина: плотная, вещественная, кажется, протяни руку – и потрогать можно, даже соловей, опомнившись, заткнулся и ветер с деревьями не шептался. Молчание затягивалось, а тревожащий неуют становился только сильнее.
В самом дела, да что такое? На колени усадил, руки почти распустил, а теперь о чём-то своём думает? Она же не кошка, действительно!
Маша, всерьёз разозлившись, развернулась так резко, что Добренко охнул сдавленно – может, задела что-то особо чувствительное, а, может, всё из-за её далеко немаленького веса. Но причины его охов, как, собственно, и они сами, Марию сейчас не интересовали совсем. Она закинула руку Саше на шею, сильно дернула за волосы, заставляя его лицо поднять, решительно поцеловала и…
И ничего не произошло. То есть совсем, то есть вовсе. Для начала она промахнулась, губы пришлись куда-то между гасконским носом и ртом. Ну а для окончания дрессировщик никак не отреагировал, сидел истукан истуканом, будто каменный, ну и Маша тоже замерла – ни дать не взять, два пятиклассника, решившие поцеловаться «по-взрослому». Только – вот беда! – по-взрослому не получилось, вообще никак не вышло и тянулось это долго, секунд десять, никак не меньше.
Мария вскочила на ноги, неловко пошатнувшись, без надобности одёрнула блузку.
– Так, всё, – провозгласила картонно-весёлым голосом, – время позднее, пора спать. Ареюшка, спокойной тебе ночи, сладких снов, – крикнула зачем-то и, топая по полу, как по барабану, угарцевала в дом.
К счастью, на входной двери кроме замка, ключи от которого госпожа Мельге, кажется, потеряла окончательно и бесповоротно, имелась ещё и щеколда – она и спасла. Ну а в окна Саша лезть не стал, побарабанил в косяк, пару раз окликнул: «Мань, ну Маня!» – и убрался восвояси, за что ему Маша была нечеловечески благодарна.
Так что рыдать вволю над своей вконец загубленной жизнью и женской непривлекательностью Марии никто не мешал.
Глава 9
В которой Маша вспоминает прошлое, заделывается-таки в кладоискатели и узнаёт чужие тайны, без которых вполне могла бы обойтись
Ничто так не способствует бессоннице, как осознание собственного несовершенства, граничащего с несостоятельностью. И они же весьма активно подкидывают дровишки в костёр самоедства и самоуничижения: дожила, Мария Архиповна, мужики от тебя сбегают в панике! Ну ладно, ладно, не сбегают, но дают очень ясно понять: ты им, красавица, умница и просто замечательная женщина, не нужна даже даром. Да что там даром! С приплатой не сдалась.