Выбрать главу

– А проклятье где? – несколько хрипловато, но всё-таки иронично поинтересовалась госпожа Мельге.

– Без него никак, – согласился Артём. – Перед смертью Варвара прокляла и сестру, и родник. Мол, если женщина и без того завлекательная и молодая слишком жадной до красоты будет и водички попить захочет, то случится ей тридцать три несчастья и беды всякие.

– Ну чего ты? – обиделась Оксана. – Вовсе не жадная я!

– Да это он тебе комплимент сделал, – хмыкнул Саша. – Ты и так хоть куда, не надо тебе ничего.

– Вообще-то, история, думаю, имеет реальное основание, – Тёма тоже зевнул громко, даже с хрустом. – Как думаете, Мария Архиповна? Может, речь о Варваре Штейн идёт, жене нашего хранителя софочкиных сокровищ? Могли в самом деле её расстрелять? Вполне.

– Обычно я думаю головой, – призналась Маша, – чего и тебе советую. Заканчивай ты глупостями заниматься.

Честно говоря, болтовня, поначалу милая и занимательная, начинала поднадаедать, да и спать хотелось всё сильнее, съеденные шашлыки настойчиво требовали подушки, одеяла и вдумчивого переваривания. А ещё нужно было успеть допросить Сашу на предмет, куда это он днём ездил и что за папку с собой привёз. Потому как господин Добренко успел лишь многозначительно намекнуть, мол, теперь-то поймать паскудника, стрелявшего в Арея, дело плёвое.

– Слушайте, господа хорошие, а ведь мы и вправду засиделись, – как по заказу ахнула Алла. – Второй час ночи, по домам пора. Сейчас только приберёмся…

– Люди! – прорезал ночной стрекот кузнечиков до тошноты знакомый вопль. – Люди-и! Скоре-е! Уби-или-и!

– Господи, боже мой! – учительница судорожно вцепилась в розы у себя на груди.

Тёма то ли вывалился, то ли неловко вылез из гамака, Колян неумело перекрестился почему-то по католически, двумя пальцами, а Добренко покрепче обнял Машу за плечи.

***

Пробиться внутрь дома, украшенного гордой табличкой «Концтовары», оказалось делом непростым. Оно – дело, в смысле, – могло бы стать вовсе не осуществимым, потому что несмотря на позднее время, и двор, и крыльцо, собственно, как и сама легендарная площадь Ленина, были забиты народом разной степени одетости. Даже ребятня и та примчалась, правда, без велосипедов. В общем, по всему выходило: на самом деле приключился настоящий кошмар. И, конечно, ни один здравомыслящий мухловец своего места наблюдателя за очередным разразившимся Апокалипсисом по собственной воли не уступил бы.

Маша совсем уж было намылилась хорошенько локтями поработать, но дурные манеры не понадобились. Как ни странно, выручила Лиска, увязавшаяся смотреть на «убийство» вместе со всеми. Те, кто прибежал раньше, на вновь прибывших оглядывались с неудовольствием, ворча не слишком осмысленно, но сердито. Но в какой-то момент оборачивания приняли осмысленный характер. «Ветеринарша, ветеринарша» – дуновением прошёл по толпе шепоток и люди начали расступаться.

– Лиска, иди сюда! – заорали откуда-то из глубин дома. – Да быстрей, говорю! Он ж кровью изойдёт! Ну?

Саша оказался самым сообразительным и расторопным. Прицепив Марию за собой буксиром, он начал подталкивать мигом оробевшую и, кажется, мечтавшую смыться отсюда куда-нибудь подальше Лизу, пользуясь ей то ли как тараном, то ли пропуском. Мария Архиповна тоже теряться не стала, потащила Аллу, та ещё кого-то ухватила… Короче говоря, прошли.

А внутри местного канцтоварного магазина – он же расчётная касса – было действительно жутко. Нет, никаких погромов-разгромов не наблюдалось, неработающие банкоматы по-прежнему мигали лампочками и переливались рекламой – почему-то никто не догадался их выключить. И подставка с журналами месячной давности стояла на месте, и стеллажи с книгами, и витрины с ручками-карандашами уцелели. Вот только перед этими самыми витринами, прямо на истёртом грязноватом линолеуме лежал старичок-банкомат.

Упал он очень неудобно – Маша так и подумала, мол, неудобно ему – подогнув под себя одну руку, далеко вытянув другую, будто ползти пытался. Лицо его в свете слабенькой настольной лампы, а лишь она тут и светила, казалось лимонно-жёлтым, очки сползли, перекосились на переносице. Виском продавец словно прижимался к полу и из-под седых, пуховых прядок волос натекла тёмная лужица.