– Да, но ты шутки не поймёшь, – Маша выпрямилась, сообразив, что сидит сгорбившись, втянув голову в плечи. – У меня второе рацпредложение, моё пристройство в хорошие руки абсолютно не твоё дело. Лучше реши, как имущество делить будем? Я готова взять деньгами. Только сцену с твоим удивлением, вопросами: «Какое имущество?» и воплями, будто я ни на что претендовать не могу, пропустим, ладно?
– Тебе не кажется, что это мелочно?
Павел брезгливо стряхнул с безупречной брючины пушинку.
– Не кажется. Не такой уж мелкой сумма выходит.
– Сейчас у меня денег нет. Если ты подождёшь…
– Продай квартиру, – посоветовала Мария равнодушно, наблюдая за собой словно со стороны.
Это вот сейчас она правда про квартиру говорит? Про её собственную квартиру, гнёздышко своё, в которое вложено столько нервов, времени и денег? Где всё устроено именно так, как ей нравится? Дичь какая!
А веранду всё-таки стоит попытаться восстановить, а не отстраивать заново.
– И где мне жить прикажешь? – подал голос Павел.
– Тогда продай участок за городом.
– Сейчас? Когда там уже фундамент заложен? Не говори ерунды. Кроме того, Никки хочет жить в собственном доме. Ты представить себе не можешь, сколько сил она вкладывает в строительство. – Это вот, которая вроде «ошибка» и «случайность», тоже гнездо вьёт, получается? Интересно, третью дуру Павел себе найдёт? И что та обустраивать станет? Замок? – Но пока всё не закончится, нам надо где-то жить, поэтому сейчас о продаже квартиры речь не идёт.
– А снять приличное жильё ты уже не в состоянии?
– С беременной по чужим халабудам таскаться? – фыркнул супруг. – Ты соображаешь, о чём говоришь.
Но, видимо, сам сообразил что-то такое, потому как опять поморщился, поставил шикарно закинутую ногу на пол, выпрямился.
– Ты должна понять, как женщина, – надавил, даже вперёд подался, – у неё первая беременность, резус-фактор отрицательный. Я не мог настаивать…
Чуть раньше обида обожгла больно, а вот сейчас совсем никаких чувств не было, только кончики пальцев почему-то разом замёрзли. И под рёбрами, кажется, смёрзся лёд. Ведь у неё тоже была первая и отрицательный резус-фактор, а Павел… «Нам надо встать на ноги, всё ещё будет, потерпи!» И ведь в палате сидел, и за руку держал.
Получается, тогда мог, а сейчас не может? Почему?
– Ну вот что, господа хорошие, – голос на самом деле раздался за Машиной спиной, в реальности, а вовсе не в мечтах. – Меня достало. Уши вянут вас слушать.
– А ты не слушай, – вяло посоветовала Мария Добренко. – Подслушивать вообще нехорошо.
– Зато полезно, – хмыкнул дрессировщик, перемахивая через перила. – Значит, это и есть твой козёл?
– Послушайте, уважаемый, – Павел неторопливо встал, так же не спеша поправил пряжку ремня. – Я понятия не имею, кто вы, да меня это и не интересует. Но шли бы вы по своим делам.
– На самом деле, Саш, ты иди, – заторопилась Мельге, испугавшись до съежившегося сердца. Выглядели они… Ну как здоровенный породистый ухоженный пёс рядом с недокормленной дворнягой. Павел высокий, выше дрессировщика почти на полголовы, плечистый, валунки мускулов играют под тонкой рубашечной тканью. Добренко же жилистый, до черна загоревший, ещё бандана эта! – Я потом к тебе приду.
– Как знаешь, Мань, – Саша весьма успешно игнорировал Павла, даже спиной к нему повернулся и смотрел он на Марию эдак пристально, исподлобья. – Решать тебе. Только вот прямо сейчас решай, ладно? Или-или. Надоели мне все эти заходы с подходами. Давай, как скажешь, так и будет.
– Уважаемый!..
– Пасть закрой, – вежливо попросил Добренко, не оборачиваясь. – Ну, Мань, на чём порешим?
Мария Архиповна ничего не сказала, да это, кажется, и не требовалось.
– Смотри, сама напросилась, – усмехнулся дрессировщик. – Обратного хода нет. Теперь с тобой, – Саша наконец развернулся к Павлу. – Сам уйдёшь или помочь?
– А то что? – Супруг, теперь уже определённо точно бывший, тоже умел усмехаться. – Что ты мне сделаешь, доходяга?
– Саш, не надо, не лезь к нему, – опять залепетала госпожа Мельге, хватая Добренко за руку. – Давай сами уйдём…
– Ты за кого испугалась-то, за него или за меня? – дрессировщик глянул через плечо, укоризненно головой покачал, мягко высвободился и переставил Марию поближе к перилам, как куклу. – Обижаешь, Мань.
А потом сделал что-то такое очень быстрое, но не очень понятное, только Павел странно скрючился, почти тычась подбородком в собственные колени, взвыл, зачем-то отставив вывернутую и далеко вытянутую руку за спину – Мария не сразу поняла, что Саша придерживает эту вывернутую и вытянутую будто даже и ласково.