– Чего? – вытаращилась подруга.
Да, выглядела она жутковато и вовсе не авантажно. Рожа грязная, в потёках размазанного макияжа, да ещё, кажется, припухшая. А под глазами, между прочим, морщинки. Соблазнительница! Растлительница, чтоб вас всех!..
– Того, – грубо отозвалась Мария, сглатывая хино-горькие сочувствие с жалостью. – По башке ты получила, мать. Наверное, тоже каким-нибудь округлым предметом.
– Каким ещё предметом? Мы, вообще, где?
Маша впустую пожевала губами, сдерживая наиболее ёмкий и точный ответ.
– В Караганде, – пояснила, в конце концов, выбрав наиболее дипломатичный вариант.
И правильно, нечего травмированную подругу пугать раньше времени, не по-товарищески это. Достаточно и того, что одна из них от страха корчится.
***
Исследование подвала привело к ясному, но совсем неутешительному выводу: двери тут не было. Ну вот совсем не было, никакой. Ни обыкновенной, в стене; ни люка в потолке-поле, как у порядочного деревенского подпола; ни даже строго шкафа, прикрывающего вход в потайной лаз. То есть шкафов, как целых, так и в виде набора досок и отодранных с мясом дверец, тут имелось аж три, но вот подземного хода за ними обнаружить не удалось.
– Пить хочу, – проканючила Ирка, предусмотрительно не принимая в поисках активного участия.
– Угу, – сочувственно отозвалась Маша, пытаясь отодвинуть от стены бочку.
Бочка не сдавалась, стояла, как вкопанная. Мария Архиповна, наконец, догадалась глянуть под ноги – и впрямь вкопанная, прямо основанием в земляной пол.
– Слышь, Мельге, может, тут компотик какой есть? – тяжко вздохнула задушевная подруга.
– Если и есть, то он давно уже в брагу превратился, – рассеянно отозвалась Маша, задумчиво сгрызая с большого пальца ноготь. – Или портвейн. Марочный.
– Не хочу портвейна, хочу компотика. Машк, ну посмотри, может, всё-таки есть?
– А самой слабо?
– Слабо. Я раненная, сама же сказала, – Ирка помолчала и спросила почему-то шепотом. – Как думаешь, а нас насиловать скоро придут?
– Понятия не имею, – не очень-то вслушиваясь, что там буровит подруга и, не особо вдумываясь в собственные слова, ответила Мария. – А ты хочешь, чтобы тебя изнасиловали?
– Нет, ну это лучше, чем убивать, согласись! – возмутилась Ирка. – Опять же, любовь всё-таки.
– Кого к кому?
– Насильника к моему телу, – гордо пояснила рыжая, со старушечьим кряхтением вставая. – Вдруг он в процессе насилия осознает, что у меня не только шикарная грудь, но и трепетная душа? Вот скажи, может такое быть или не может? – Маша раздражённо покосилась на подругу, бредущую к слуховому окошку, держась обеими руками за стеночку, и ничего не сказала. – А вот и мо-ожет. Я в книжке читала.
– Ты у нас, оказывается, тоже любительница печатного слова? И живёшь в полном согласии с напечатанным?
– А кто ещё у вас любитель? Нет, ну правда, зачем-то нас по башке били и сюда кидали? Хотели бы убить, так давно б убили. Значит, только для насилия и всяческих измывательств. Я вот думаю…
– Лучше скажи, как ты тут очутилась, – перебила её Мария, совершенно не расположенная сейчас выслушивать иркины измышления, да ещё в таком… не слишком оптимистичном ключе.
– Не помню, – поморщилась подруга, – вот хоть… – и сама же осеклась. – Не помню, короче.
– А что помнишь?
– Ну-у… – рыжая опять схватилась за голову, помассировала лоб, как будто надеялась активизировать мыслительный процесс. – Мы с парнем пришли на речку. Я начала раздеваться. Эротично, между прочим.
– Зачем? – тяжко поразилась Маша.
– Зачем, зачем. За тем! Чтобы искупаться. И выйти из воды аки наяда, с молочно-белой кожей, сияющей в лучах луны. И капли воды, блестящие на набухших сосках, как…
– Ирка!
– Чего? – невинно захлопала глазами подруга.
– Оставь свои эротические фантазии при себе, будь добра!
– Они не мои.
– А чьи?
– Не знаю, – легкомысленно отмахнулась рыжая. – В общем, я совершенно точно собиралась поразить вашего Тёму в самое… Не скажу куда, ты у нас ханжа. Но такого милый ребёнок раньше точно не видел. И никаких шансов увидеть это позже у него не будет…
– Вот в этом я нисколько не сомневаюсь!
– … как кто-то треснул меня по башке, – беззаботно закончила Ирка. – Сзади, надо полагать. То есть это я сейчас понимаю, что треснули, тогда я как-то… не догадалась.
– А Тёма?
– Вот уж не знаю, что с ним там стало. Слушай, Машк, а это не он мня саданул? Вдруг этот кэндибой вовсе никакой не бой, а вполне себе сложившийся, хоть и юный, маньяк?
– Сексуальный? – даже не пытаясь скрыть скепсиса, уточнила Мария.