Два китайца уселись на корточки и уставились на нас в упор с ярко выраженной во взгляде ненавистью. Не произнося ни слова, они положили на землю винтовки, вынули длинные трубки и, не спуская с нас глаз, набили их табаком. Второй китаец, молодой парень, высек огниво, подал его старику, но тот не принял огня. Он бросил трубку и схватил винтовку. Приставив дуло к моей груди, напирая на меня всей своей тяжестью, он разразился злобным проклятием».
Навсегда Висковский запомнил его пронзительный, неистовый голос. Старик, осыпая пленников яростной руганью, грозил каждую секунду выстрелить, и Ли Чан отчаянно закричал:
— Послушай нас, узнай, кто мы!
— Молчи, продажный раб! — взмахнул винтовкой старик. — Нам хорошо известно, зачем вы, как волки, шныряете по пустыне и, как змеи, ползете к горам. Смерть вам, ничтожные, трусливые негодяи!
— Старик, перед тобой ученые люди! — прокричал Ли Чан. — Они изучают камни и землю.
— Разбойники! — гневно воскликнул профессор. — Мы мирные путешественники, слуги науки! Возьмите в автомобиле сумку, в ней все мои деньги. Берите их — это все, что вам нужно…
— Не сомневайся, — усмехнулся старик. — Деньги мы возьмем, но вам не откупиться. Деньги! — вскипая злобой, подскочил он на месте и рванул куртку, ударяя себя кулаком по голой груди. — Проклятые ваши деньги! Из-за денег вы стреляете в нас пушками, стреляете из огненных повозок, преследуете на железных автомобилях и летаете на аэропланах. Деньги! Двадцать тысяч долларов вы назначили за седую голову Лю Ин-сина. Но прежде он двумя пулями уничтожит четырех собак. Деньги! Как звери, с сыновьями и женщинами, нашими женами, живем мы в ущельях. Но, но… — злорадно закончил китаец, — напрасно рыщете вокруг! Никогда вы не узнаете ход в наши горы. Смотрите, глядите на них в последний раз.
— Клянусь памятью отца моего, слушай меня. Ли Чана, слушай, почтенный! Это ученые люди. Двое — из СССР. Русские молодые ученые!.. Висковский, Телятников, — спросил Ли Чан, — у вас есть в автомобиле документы, паспорта?
— Безусловно есть, — откликнулся Телятников и, верный себе при самых невероятных обстоятельствах, добавил: — Переведи им, пожалуйста, Ли, Чан: если сюда без пропуска вход воспрещен, я готов хоть сейчас покинуть это место…
— Девять дней назад, — с неостывающей злобой перебил старик, — мы захватили два автомобиля с русскими и японцами. Деньги объединяют вас — японцев, немцев и русских. Они гнались за нами с пулеметом. Нанятые немецкие офицеры летают над нами и бросают бомбы. Но нет силы, которая могла бы на уничтожить. Мы истребим всех врагов! Пусть ваши души отнесут им мои слова.
Старик, назвавшийся Лю Ин-сином, щелкнул затвором и приказал молодому китайцу:
— Прислони их к скале. Две пули на четырех.
Старик прицелился в геолога, но задержался.
— Не стреляй, остановись! — раздалось несколько голосов, и со скалы посыпались люди с походными сумками из автомобиля путешественников.
У одного из них Висковский заметил в руках свой заграничный паспорт. Блеснул золотой герб. Запыхавшийся человек сунул паспорт Лю Ин-сину, и старик, перекинув винтовку через плечо, выслушал обступивших его китайцев. Он осмотрел вещи. Ему подали второй паспорт в красном переплете. Лю Ин-син повернулся к пленникам и горестно промолвил:
— В остаток дней моей жизни я бы никогда не простил себе величайшего из грехов!
С этими словами он пошел к Висковскому, острым кривым ножом перерезал веревки. Молодой китаец освободил Джамбона с Ли Чаном.
Склонившись до земли, сложив на груди ладони, Лю Ин-син тихо промолвил:
— Братья… Простите негодного старика…
В ущелье Алмасских гор
В ту ночь, когда Висковский в Ленинграде, на набережной Невы, передавал нам свой необычный рассказ, он взял с нас слово, что при опубликовании хроники путешествия в очерках будет пропущен ряд моментов, которые невольно могут причинить вред отряду китайских, партизан, нашедших убежище в тайниках Желтой пустыни.
Седоусый предводитель взобрался на высокий камень — осколок разбитой скалы, поднял руку и в наступившей тишине произнес следующую взволнованную, торжественную речь:
— Братья, смелые воины, и жены, матери наш детей! Солнце наступающего дня приносит нам счастье, ибо вы видите перед собой людей из Страны Отрады, — которой мы провозглашаем «тысячу лет»!
— Тысячу лет! — взбрасывая над головами винтовки, сверкнув саблями, подхватили партизаны. Да здравствует Советский Союз!
— Преследуют нас, травят, морят голодом империалисты, но по горам и рекам с победными боя идут красные войска советского Китая. Мы помогаем нашим братьям. Врагам никогда не узнать прохода в нашу крепость, мы неуловимы и доживем до радостного дня встречи с могучей красной армией. Она, как сокрушительный поток, движется из Цзянси; девятью провинциями владеет красная армия, и сейчас наше знамя поднято над цветущими землями Гуйчжоу, Сычуани, Сикана и Ганьсу. Советскому Китаю тысячи лет!
Со скалы с приветом и речами выступило еще несколько человек. От лица путешественников отвечал Висковский. К его изумлению, на камень вскарабкался Джамбон и, вытянув трость, попросил слова.
— Люди гор! — растроганно начал профессор. — Позвольте мне называть вас братьями, — тем именем, каким почтили вы меня и которого я недостоин. Пятнадцать столетий прошло с тех пор, как перестала существовать династия Цинь, по имени которой ваша родина, воспетая поэтами — «Земля цветов», «Страна земледелия и вежливости», — названа Китаем. Разбирая документы полутора тысяч лет, ученый знает, какие страдания во все века переносил народ под игом императоров, мандаринов, феодалов, ростовщиков.
Братья партизаны, вы боретесь против вековечных угнетателей. Я верю: вы завершите историю счастливой победой, и слава ваших воинов затмит блеск памяти Чингис-хана.
Родина моя, Монголия, с помощью народов СССР стала свободным государством. Но я… я лично был всегда далек от политики, не боролся и не страдал. В эти минуты я узнал больше, чем за всю жизнь, и хотя немного шагов осталось мне до берега реки забвения, всю свою жизнь я готов отдать вам и подобным вам!
Партизаны с почетом повели гостей в Долину Горного Потока. В шуме бурного водопада девушки на углях жарили мясо, и в огромных чанах кипело варево. Издалека доносилось конское ржание.
— Почтенный Лю Ин-син, — сказал Джамбон, — мы счастливы праздновать радостный день нашей встречи, но сейчас я должен рассказать тебе о великом горе, постигшем нас в пути.
Старый китаец молча выслушал подробный рассказ профессора о случившемся. Вместо ответа Лю Ин-син взял Джамбона под руку, сделал знак, чтобы и остальные путешественники следовали за ним Лю Ин-син провел их на вершину скалы и, отдав приказание своему сыну, протянул руку по направлению к пустыне.
Молодой китаец, сын вождя партизан, усевшись на корточки, установил барабан и, по взмаху руки отца, забил отрывистую дробь.
— Смотрите, — сказал Лю Ин-син, — пустыня живет!
Как только сын старика перестал бить в барабан, вдали раздалась точно такая же сигнальная дробь Эхо прозвучало в горах.
Солнце склонилось к закату. Сумерки заволокли горы.
— Пустыня живет! — гордо и торжественно повторил Лю Ин-син. — Смотрите, всюду есть наши люди.
В наступившей темноте далеко в пустыне сверкнул огонь. Когда огонь потух, Лю Ин-син убежденно сказал:
— В самом скором времени мы получим известие о вашей девушке… Я не могу открыть вам наши тайны, но сейчас, когда мы стоим с вами на этой скале, огненные сигналы перелетают пустыню. Через час наши люди в первом городе на краю пустыни все разузнают. Первый гонец, который прискачет в ущелье, привезет нам вести. О, мы сильны, мы сильнее, чем думают и знают о нас наши враги — японцы. Каждая песчинка в пустыне живет!..