И Телятников во всех видах заснял надгробье. Джамбон был вне себя от радости.
- Какое счастье, - сказал он Висковскому, - что к нам присоединился этот обаятельный молодой человек!
С течением времени Висковский должен был примириться с присутствием кинооператора. Веселый Телятников в самые тяжелые минуты путешествия своей беспечностью поднимал настроение, охотно помогал вытаскивать «бьюик» из песков; его же маленький «додж» ни разу не застревал. Но Граня сильно беспокоила геолога. Чувствуя какую-то непонятную симпатию к молчаливой девушке, Висковский принимал это чувство за жалость и досадовал на себя.
Сестра Телятникова ничем не давала знать о себе, и чем тише она себя вела, тем более ее поведение вызывало досаду у геолога.
Желтая пустыня встретила путешественников нестерпимым зноем. В лицо веяло духотой и сильным, сухим жаром раскаленных песков. Под солнцем пустыни Граня быстро загорела, и на смуглом лице ее голубые глаза засветились еще более восхитительным блеском, волосы стали ослепительно золотыми. И старый Джамбон и замкнутый Ли Чан с восхищением смотрели на девушку, точно видя ее впервые. Вполне естественно, что и Висковский заметил эту перемену и часто ловил себя на том, что он невольно следит за машиной Телятникова. В таких случаях выдержанный, «каменный», как называл его оператор, геолог вскипал злобой. Однажды, не вытерпев, он, против воли и что совсем было не в его характере, съязвил. Поравнявшись с машиной Телятникова, он крикнул Гране:
- Загорели?
В ответ Граня приветливо улыбнулась.
- Вы ошиблись, - громко произнес Висковский, - ваше место в Гаграх, на пляже!..
С тех пор Граня избегала какого бы то ни было общения с суровым геологом. Она помогала Ли Чану у костра, стелила постель Джамбону, отчего растроганный и смущенный профессор терял дар речи и около получаса церемонно раскланивался. Она заряжала брату кассеты и после всего от одного взгляда Висковского чувствовала себя лишним человеком.
Впоследствии Граня чистосердечно признавалась, какое истинно радостное облегчение ощутила она, когда брат ее принял новое решение. Это было на седьмой день путешествия.
Утром седьмого дня, проснувшись первым, Телятников взобрался на самый высокий бугор, осмотрелся по сторонам и убедился, что дальше стелются бесконечные пески.
- До свиданья, товарищи, - объявил он, спустившись в палатку. - Мне стало скучно, я уезжаю. Как раз нам хватит бензина на обратный путь.
- Не смею задерживать, - с сожалением сказал профессор, - но мне лично очень жаль расставаться с вами. Кроме того… я не мыслю, как это вы будете один пробираться семь дней…
- Н-да! - впервые омрачился беззаботный кинооператор. - Я немного перехватил. Еды, воды и бензина у нас хватит, но довольно скучно одним возвращаться. Клянусь, я думал, что вы скоро закончите поездку. Не повернуть ли нам всем вместе, а?
- Я вас предупреждал, - сурово напомнил Висковский. - Надо было думать раньше.
- Утрясется, - беспечно тряхнув головой, рассмеялся Телятников. - Я буду газовать день и ночь. Куда вам сообщить о моих рекордах?
Уныло, не спеша путешественники пили чай. Старый ученый печально молчал, а Висковский, стараясь подавить в себе симпатию к Телятникову, пытался сохранить спокойное безразличие.
- Я вас немного провожу, - к удовольствию профессора, предложил кинооператор. - Для хорошего шофера десять километров не крюк.
И снова двинулись на автомобилях по пескам.
- Стоп! - закричал Телятников, вылетая вперед. - На горизонте озеро.
За барханами сверкала голубая вода.
- Недаром я поехал вас провожать! - ликовал Телятников. - Искупаюсь - и на попятную.
- Мираж, - сквозь зубы произнес китаец, - нет воды.
- Как хотите, я съезжу. Граня, вынь свой купальный костюм. Ты сейчас сможешь побить всесоюзный рекорд!
Кинооператор пустил машину на полный ход, но еще раньше, чем он возвратился, Висковский и Джамбон убедились в правоте слов Ли Чана. Мираж быстро рассеялся…
Медленно тащился «доджик» обратно, как вдруг на востоке опять блеснула синяя гладь воды.
Ли Чан, не спрашивая разрешения, уверенно свернул к озеру, но когда «бьюик» уже подъезжал к самой воде, он гневным движением повернул руль.
- Безумный! - воскликнул Джамбон. - Мы изнемогаем от зноя… Мы будем купаться…
- Нет!
- Но ведь это не мираж?
- Нет… Не мираж…
- Бедняга, твой разум испарился от солнечного жара! Вперед!
- Слушаюсь.
Автомобили подъехали к берегу, и все, за исключением Ли Чана, оцепенели от изумления: перед ними лежали искристые пласты каменной кристаллической соли.