- Довольно! - в ужасе перебил Телятников. - Я не вынесу!.. Граня… неужели это она?
- Да, это ваша сестра, - гневно подтвердил Висковский. - Это она!
В отчаянии Телятников на мельчайшие куски разорвал газету и бессмысленно осмотрелся вокруг.
В суровом молчании стояли партизаны. Они не понимали, но чувствовали, что произошло несчастье.
Закрыв глаза, Телятников согнулся, точно под ударом, но потом, опомнившись, он с трудом поднялся на ноги и, не глядя на геолога, холодно спросил его:
- Я не расслышал: вы, кажется, что-то сказали?
- Я сказал, - ответил Висковский, - что это ваша сестра…
Телятников гордо вскинул голову:
- В таком случае, вы ошибаетесь: я не знаю ее! Подлая предательница не может быть моей сестрой!
- Горе, великое горе! - беспрерывно твердил этот день Джамбон. - Сколько несчастий! Где мой Ли Чан?
Ночью Висковский пришел к твердому решению покинуть ущелье и сообщил об этом Джамбону.
- Но Ли Чан… - простонал ученый. - Как быть?.
- Остается верить ему, он ведь написал…
- Совершенно верно, - согласился Джамбон. Я еще не имел случая разочароваться в верности моего Ли Чана. Да, да мы поедем…
Глубокой ночью Висковский услыхал голос Телятникова.
Невдалеке от палатки кинооператор с кем-то разговаривал.
- Лю, - говорил Телятников, - ты… ты никогда не будешь изменницей… Но она… она! Лю, я сойду с ума!..
Голос Телятникова оборвался, и геолог услыхал тяжелые рыдания.
…На следующий день осунувшиеся, истосковавшиеся путешественники, сообщив Лю Ин-сину о своих намерениях, стали собираться в дорогу.
- Почтеннейший Лю Ин-син, - отведя вождя партизан в сторону, робко сказал Джамбон, - вспомни;, я просил тебя разыскать мне таинственных…
- То, что обещал Лю Ин-син, нерушимо, как камни гор… Позовите Хэ Мо-чана, - ударив в ладоши, сказал старик.
Немедленно на его зов явился древний Хэ Мо-чан, которого ученый видел в первый день прибытия в ущелье.
- Хэ Мо-чан, - с необыкновенным уважением произнес Лю Ин-син, - ему сто сорок лет. Он дед наших дедов. Он знает все тайны гор, он провел нас в эти недоступные ущелья. Ему известны все тайны, - повторил Лю Ин-син и, возвысив голос, обратился к старику: - Хэ Мо-чан! Настал час, ты проведешь ученого в Долину Смерти и Пещеру Снов.
- Син. Повинуюсь, - сказал Хэ Мо-чан. Ноги его дрожали в мохнатых сапогах из волчьего меха.
Джамбон, казавшийся подростком в сравнении со стариком, взяв под руку «деда дедов», удалился с ним по тропе.
Два или три часа отсутствовал ученый. Вернувшись один, без Хэ Мо-чана, он прямо прошел к Висковскому.
- Не волнуйтесь, мой друг, - задыхаясь, промолвил он, вынимая из внутреннего кармана пиджака хрупкий, точно фарфоровый, свиток. - Поддержи и меня, я теряю силы… Когда мы выберемся отсюда… Я дал клятву… Только тогда я смогу рассказать вам… Висковский, мой дорогой юный друг, в наших руках тайна алмасов…
В полдень Лю Ин-син приказал ударить в гонг. Опять собрался весь народ, и предводитель партизан объявил:
- Братья, прощайтесь. Высокие гости наши, увы, не могут более оставаться в ущелье. Завтра мы выступаем в поход. Пора снаряжаться, и сейчас как раз время проводить их в путь. Не беспокойтесь, - сообщил он Висковскому, - машина, на которой вы счастливо прибыли к нам, приготовлена. Два, автомобиля японцев, подбитых нами, были нагружены большим запасом бензина. Все в вашем распоряжении, все перенесено в вашу машину. Бочки наполнены водой.
Под грохот барабанов, как на параде, выстроились партизаны, и четверо друзей попрощались с обитателями Алмасских гор.
- Я должен просить прощенья, - застенчиво, но твердо сказал Лю Ин-син, - глубокие обстоятельства вынуждают… Придется завязать вам глаза…
Туго завязан черный платок, и снова, как ночью, под ногами колышется плетеный мост. Висковский поднимается по веревочной лестнице, ползет по обрыву. Постепенно затихает шум потока, легкий ветер повеял в лицо. Песок.
- Я не беру с вас слова, - пожал ему руку Лю Ин-син, - вы откроете глаза через полчаса. Прощайте… Вы скоро услышите о нас.
Когда Висковский снял повязку, никого из партизан уже не было, и в сыпучих песках потонули, пропали следы.
- В путь, в путь, - заторопил Джамбон, - домой! У меня большая работа. Дни и ночи отныне я стану расшифровывать древние рукописи. Бедные наши друзья, - сконфузился профессор, перехватив: взгляд Висковского, - как тяжело расставаться с ними!..