– Да он чуть глаз не выбил одному мальчику консервной банкой! – закричал дежурный.
– Разрешите взглянуть? – попросил Илья.
– Его увели в кабинет медсестры. Вы понимаете?
– Да нет. На что он мне? Я на консервную банку хотел взглянуть.
Мальчишки подали Илье консервную банку. Он оглядел её со всех сторон и сказал:
– Одному моему знакомому недавно жена приложила утюгом. А утюг будет куда тяжелее банки. И ничего.
Дежурный попятился сквозь толпу ребят и ушёл в здание школы. Ребята повалили следом за ним.
– Зачем вы пришли сюда? – спросил у Ильи Виталька.
– К конюху зашёл за недоуздком.
– Уходите скорее, а то мне попадёт. Я вам принесу недоуздок.
– Ладно… А вообще-то я поговорить с ним хотел. Магарыч с него причитается. Ну, да в другой раз.
Виталька побежал в класс.
Филиппов уже сидел за своей партой с забинтованной головой и, держась за живот от смеха, слушал, как ребята наперебой передавали ему разговор дежурного с Ильёй.
Из школы Виталька возвращался с чувством досады и недоумения. Он сам не мог понять своих поступков. Можно было подумать, что в нём сидит какой-то другой человек и толкает его на дикие выходки. В сумке он нёс недоуздок для Ильи.
– Виталик, ты что повесил нос? – услышал он знакомый голос. Его догнала Анжелика. Большой потрёпанный портфель колотил её по ногам.
– Что у тебя в портфеле? – спросил Виталька.
– Пустой.
– Покажи.
– Да ну тебя!
Анжелика оказала весьма вялое сопротивление, когда Виталька отнимал у неё портфель. В портфеле лежала кукла. Ни одной книги, ни одной тетрадки. Виталька посмотрел на Анжелику. Волосы на голове её уже немного отросли и торчали густым ёжиком.
– Так и думаешь учиться?
Анжелика не ответила, она следила за ласточкой, что пронеслась возле самого её лица и по косой дуге уходила ввысь. Витальке стало смешно. Он взял Анжеликин портфель вместе со своим в одну руку. Анжелика сразу же весело запрыгала, хлопая в ладоши то за спиной, то впереди себя.
– Что вам задали?
– Не знаю.
– В школу приходил твой отец.
Анжелика сразу же перестала прыгать и недоверчиво покосилась на Витальку.
– Зачем?
– За недоуздком.
– Виталька, а ты, оказывается, ужасный врун.
– Да нет же. – Виталька вытащил из своей сумки недоуздок. – Возьми, отдашь отцу.
Анжелика надела на себя недоуздок и запрыгала, как стрекоза.
– Правда, хорошо быть лошадью?
– По-моему, лучше всего быть ослом. Все знают, что ты осёл, никто к тебе не придирается, все с тобой возятся, думают за тебя, а ты только жуёшь.
– Можно и ослом. Лишь бы жить. Жить ведь так хорошо, правда? Я очень хочу жить.
– Нельзя так. Надо для чего-то жить.
– Вот-вот, Анна Ивановна нам тоже говорит: «Человек должен иметь цель. Пионер не должен ковырять пальцем в носу». Ругала меня, что я без галстука. А я его не нашла.
Они шли вдоль длинной берёзовой изгороди. Под изгородью в пыли возились куры, тут же в куче мусора рылся петух с выщипанным хвостом. Увидев его, Анжелика залилась звонким смехом.
– Посмотри, Виталька, петух без хвоста!
– И что смешного? – проворчал Виталька. Но петух и вправду был смешной.
– Вот скажи, для чего живёт этот петух? – спросила Анжелика.
– Для супа.
– А вот и нет! – обрадовалась Анжелика его неосведомлённости. – Для того, чтобы не было болтунов.
– Чё-ё?
– Ну чтобы цыплятки были. Понял?
– Как же… понял.
И вдруг Анжелика схватила его за руку.
– Виталька, Виталька, иди сюда. Да нет, вот сюда. Теперь видишь? Ой, да ты совсем не туда смотришь. Вон тётка стоит на огороде, мне сперва показалось, что это чучело. Правда, похоже?
Виталька едва удержался, чтобы не расхохотаться. А Анжелика уже прыгала дальше.
– Анжелика, ты любишь своего отца?
– Люблю.
– Я серьёзно спрашиваю.
– Я же сказала – люблю.
– За что?
– Ни за что. Люблю – и всё. – Анжелика подошла к Витальке. – А ты своего разве не любишь?
Виталька не ответил. Анжелика подошла ещё ближе.
– Виталик, ты что?
– Ничего.
– Интересно…
– Вон уже твой дом. Беги. Возьми портфель-то.
– Побегу, побегу. – Анжелика медленно побрела домой, волоча по земле недоуздок. В калитке оглянулась на Витальку.
Едва Виталька вошёл в комнату, понял: что-то случилось. Мать сидела у стены на скамейке и, когда вошёл Виталька, даже не пошевелилась. Отец стоял у окна и глядел на улицу.
Виталька, выронив портфель, бросился к матери. Она сидела тихо, словно в дом приехал какой-то долгожданный гость и с дороги прилёг отдохнуть, а она боялась потревожить его.
– Что случилось, мама?
– Не шуми, – не поворачивая головы, сказал отец. – Дедушка умер.
Виталька уставился на отца. Тот резко повернулся.
– Ну чего ты глядишь на меня? Иди, погуляй.
– Погулять? – переспросил Виталька.
– Да делай, что хочешь! – закричал отец.
– Мама, что он говорит?
– Во время операции, – бескровными губами прошептала мать. – Зачем только нужна была эта операция?
– Тебе же врач объяснил, зачем. Ты, видно, ничего не поняла. Рак печени.
«Если бы в доме было по-другому, – подумал Виталька, – жизнь деда совсем не казалась бы такой короткой».
Виталька не плакал. Он просто не в состоянии был осмыслить случившееся. Казалось, дедушка просто куда-то ушёл, как он часто уходил, когда был жив. Но на этот раз он ушёл навсегда. Смутно Виталька чувствовал, что эта смерть многое изменит дома и как-то даже стал готовить себя к этому.
Мать не разговаривала ни с кем. Она сидела в углу, быстрыми движениями худых рук утирала слёзы и так же торопливо крестилась. Раньше Виталька никогда не замечал, чтобы мать крестилась. Хранилась, правда, у неё в сундучке икона, маленькая тёмная деревянная дощечка с изображением девы Марии с младенцем. Но это была всего лишь память, икона принадлежала бабушке. Как-то Виталька поймал себя на мысли, что он тоже не выбросил бы эту маленькую икону. В конце концов оттого, что она досталась бы ему по наследству, он не стал бы верующим. Он просто хранил бы эту древнюю и дорогую для сердца его бабушки вещь.
Только теперь Виталька понял, почему дед впервые отступил перед Ущельем белых духов. Стало быть, он знал, что ему осталось жизни совсем мало… Вот почему он последнее время постоянно лежал в постели, похудел и ослаб. И ни разу никому не пожаловался, ни разу не застонал даже во сне, а ведь ему, должно быть, было очень больно… Ну что ж, он жил и умер по-настоящему.
Виталька вспомнил зловещие слова письма: «Умрут все, кто был на этом проклятом озере». «Неужели и вправду погибают все, кто достиг озера? – подумал Виталька. – Может быть, людей медленно убивают его ядовитые испарения? Ведь не случайно вода в озере не замерзает».
И тотчас же Виталька отбросил эту мысль. Дед ходил к озеру каждое лето и ничего с ним не случалось, а умер он – отец же говорил – от рака печени. Озеро тут ни при чём. И всё-таки оно отчего-то вызывало у Витальки безотчётный страх.
Дед лежал в гробу, чуть нахмурив брови, словно усталый прилёг отдохнуть и не хотел, чтобы его тревожили. Но от него веяло чем-то таким, отчего Виталька сразу остро и страшно почувствовал смерть.
Он бежал прочь от дома, от открытой настежь двери, бежал и плакал. Опомнился в лесу. И долго озирался, пока сообразил, где он.
Переночевал Виталька у Марата и на другой день не пошёл на похороны. Отец Марата ничего не сказал, он, как видно, понял, что переживал сейчас Виталька.
Виталька, нахохлившись, сидел до вечера в углу. Потом молча встал и ушёл домой.
Дома выл Рэм. Сидел возле будки и выл, задрав вверх узкую морду. Виталька подошёл к нему, погладил, почувствовал, как под ладонью дрогнули собачьи брови. Пёс затих. Виталька сел рядом с ним, прислонившись спиной к будке. Рэм положил ему на плечо морду и застыл так, глядя на свет в окне. Изредка моргал, он, казалось, понимал всё.