– Не знаю, найдём ли мы ящера, но знаю, что из тебя получится учёный, – говорил Витальке Семёнов.
Виталька молчал. Он знал, что у профессора было тяжёлое голодное детство, трудная жизнь.
Накануне экзаменов у ребят было немного тревожное, но в общем-то довольно радостное настроение. Виталька боялся только за Анжелику. Неизвестно, что она выкинет на экзаменах. А ведь Анжелика уже заканчивала шестой класс. Она была всего лишь на год моложе Витальки, но вела себя как восьмилетняя.
За год Виталька вырос, стал шире в плечах, светлые волосы его отливали золотом. Анжелика же почти не подросла и ещё больше похудела, так что сильно выпирали её ключицы и лопатки. Только глаза как будто стали темнее. А может быть, так только казалось, потому что взгляд у неё неуловимо изменился. И одевалась она теперь аккуратней, даже расчёсывала волосы. Прежде она носила в кармане обломок расчёски только для Рэма.
– Анжелика, – сказал Виталька, – ты должна сдать экзамены. Понимаешь, должна.
– Понимаю.
– Собери всю силу воли… Ведь есть же у тебя сила воли?
– Да. От отца.
– Ну я же серьёзно, Анжелика.
– Серьёзно, – кивнула Анжелика. Глаза её быстро скользнули по лицу Витальки. – Вечно все говорят серьёзно.
И Виталька прикусил язык. В его отношениях с Анжеликой что-то изменилось, и перемена эта была и ему и ей неприятна.
Они шли с Анжеликой по узкой глухой улице возле длинного досчатого забора и не видели, как из-за угла быстро вышли Жора и двое его приятелей. Оставалось только свернуть в переулок направо – и школа.
Когда Виталька услышал за спиной знакомый голос Жоры Иванова, он понял, что опять будет драка, и посмотрел на Анжелику.
– Невесту себе завёл – цыплёнка общипанного, – сказал Жора.
Виталька обернулся и встретился глазами с Жорой. Нет, сейчас в них не было обычной ухмылочки, в них застыла злоба. Злоба за целый год Виталькиного брезгливого равнодушия, за зверские побои отца, за унизительную репутацию тупицы, за всё.
– Не извели ещё всех вшивых цыган…
Мысль свою Жора не успел закончить. Виталька, молниеносно повернувшись, ударил Жору пяткой под грудь, как научил его Николай. Витальку самого поразила страшная сила такого удара. Жора отлетел к забору, да так, что забор затрещал. От невыносимой боли Жора не мог кричать, он только захрипел и согнулся. Жорины дружки кинулись на Витальку – и все трое покатились по пыли, царапаясь и кусаясь с неистовым остервенением. Одному Виталька успел захватить руку под локоть, и тот завыл на весь посёлок, но другой поймал Витальку за ногу и начал изо всей силы её выкручивать.
Анжелика огромными недоумевающими глазами смотрела на происходящее. И вдруг глаза её наполнились ужасом: Жора выхватил ножик и пошёл на Витальку. Анжелика бросилась к нему и стала у него на пути.
– Уйди, – бешено прохрипел Жора.
Но Анжелика загородила собой Витальку.
И Жора, размахнувшись, ударил её ножом в лицо.
5
Виталька стоял перед директором школы и смотрел на него. А директор смотрел вниз, прижав кулаки к вискам.
– Ты был прав, когда не хотел садиться с ним. Я весь год мучил тебя, а в нём медленно выращивал злобу.
– А мне всё равно, – ответил Виталька.
– Как так всё равно? – поднял голову директор.
– А вот так. Он изуродовал Анжелику. Какое мне теперь дело, за какой он партой сидел…
– Расскажи, как всё произошло.
– Ничего я вам не буду рассказывать. Вы знали, что он когда-нибудь сделает такое! Знали, знали! Все это знали!
– Подожди, успокойся.
– Да вы хоть видели когда-нибудь, какое было лицо у Анжелики?
– Она была славная девочка, хотя и отставала в развитии…
– Сами вы отстали в развитии! – крикнул Виталька и выбежал из кабинета.
Он не помнил, как прибежал к Семёнову. Профессор сидел во дворе за большим кухонным столом, установленным под старым тополем, и что-то писал. По всему столу были разбросаны исписанные листки и раскрытые книги.
– Иван Пантелеич!
Профессор поднял голову от бумаг, взглянул на Витальку и вскочил:
– Что случилось, Виталик? Тебя просто не узнать. Несчастье, что ли?
– Иван Пантелеич, скажите, у вас много денег?
– Какой странный вопрос… Да что же произошло? Во всяком случае ты можешь располагать всем, что у меня есть…
– Тогда отправьте Анжелику самолетом в Москву. Её ударили ножом в лицо. Там есть какой-то институт, там… Там операции делают, чтобы не видно… Иван Пантелеич.
– Анжелика? Это та маленькая цыганочка, что живёт по соседству с тобой? Боже, как это произошло, кто мог? Я всё сделаю, Виталик. Я всё сделаю, о чём ты просишь, и немедленно.
Виталька заплакал.
– Ну полно, полно. Всё будет хорошо. Успокойся.
В тот же день Анжелику увезли на аэродром. Всё лицо у неё было забинтовано. Она плакала и не хотела уезжать. Вместе с нею самолётом полетел Сергей, муж Лены, давно уже собиравшийся навестить жившую в Москве мать. Он взялся доставить девочку в больницу.
Самолёт провожали Лена и Виталька. Возвращались они вместе.
– Всё будет в порядке, Виталик, – сказала Лена. – Я спрашивала у хирурга. Он говорит, что не было необходимости отправлять её в Москву. Шрам будет совсем маленький и незаметный. От этого твоя Анжелика станет только красивее. Но ты, конечно, прав, как всегда. Друг должен поступать именно так, как ты, и так, как она. И так, как твой учитель профессор Семёнов.
– Сергею пришлось взять отпуск…
– Ничего, он уже третий год собирается съездить к матери.
Когда Виталька пришёл домой, за столом сидел отец и ел щи. Увидев сына, он встал.
– Проводил?
Виталька, полуотвернувшись, равнодушно посмотрел на него.
– Ну что ты? Я уже не помню зла. Прощения вот у матери попросил… Будем опять жить по-старому. Я конечно погорячился, сознаю.
Ничего не ответив, Виталька ушёл в другую комнату. Накануне несчастья с Анжеликой мать сказала Витальке каким-то странным шёпотом:
– Отец переживает, Виталик. Помирись с ним. Ты не знаешь своего отца, а я знаю.
– Я тоже знаю, – сказал Виталька.
– Нет, не знаешь. – Мать это произнесла так, что Виталька умолк. Она ни слова больше не добавила. И Виталька впервые обратил внимание на то, что мать стала совсем старухой, а она была на два года моложе Анжеликиной матери.
6
Невидимая и непреодолимая стена стояла между Виталькой и отцом. И разрушить её не могло ничто и никогда. Впрочем, стена эта существовала между ними и раньше, но Виталька тогда был мал и, по существу, отца ему заменял дед. Теперь Виталька часто вспоминал какие-нибудь мелочи. Вот дедушка возит его совсем маленького на своей широкой спине, Виталька крепко держит его ручонками за уши и хохочет от восторга. Вот дед учит его плести из конского волоса лески, завязывать мёртвые узлы, учит стрелять, обтягивать шкурой охотничьи лыжи, различать голоса птиц и следы зверей. Дед был настоящим другом. Это он зажёг в сердце Витальки огонь исследователя и путешественника. И может быть, поэтому Виталька теперь так привязался к профессору Семёнову.
Профессор с детьми уже два раза пытался пробиться через Ущелье белых духов к озеру и два раза возвращался, не пройдя и половины страшной дороги. Теперь он готовился к третьему, решающему походу.
Дети уже не похвалялись перед Виталькой тем, что они альпинисты. Дважды ткнувшись в снега Ущелья белых духов, дети поняли, что этот орешек им не по зубам. Будто и впрямь злые духи хранили тайну горного озера.
В школе закончились экзамены, и ребят отпустили на каникулы.
Однажды, придя домой, Виталька застал Иванова. Вместе с отцом они сидели на крыльце и курили.
Виталька, не поздоровавшись, прошёл в дом, и отец не вернул его, даже не поднял головы.
Рэм лежал на траве возле своей будки, отвернув в сторону узкую морду.
Виталька невольно прислушался к разговору.
– И что он ей сделал? – жаловался Иванов. – Царапина, пустяк. Жоржик ещё ребёнок, да и ножик был не такой, каким можно убить. И вот теперь его отправили в колонию, а меня судил общественный суд. Из-за какой-то козявки! Прожить сорок лет честным трудом, и вот на тебе – общественный суд… Всё-таки нет справедливости, не-ет. И козявка эта чёрная сама полезла, Жоржик и не думал её трогать…
Виталька не выдержал и крикнул:
– Рэм, ко мне!
Собака вскочила и бросилась в дверь прямо через Иванова. Тот шарахнулся в сторону, зацепился за что-то и упал.
Отряхивая пыль с одежды, сказал:
– Распустил ты своего мальца. К добру это не приведёт.
– Молчи уж, воспитатель, – зло ответил отец.
– Надо было тогда настоять и продать собаку. Давали такие деньги! Я бы не упустил случая. А сейчас она – один расход.
– Ты бы, ты бы! Мой сын не кидался ещё ни на кого с ножом и никогда не кинется, будь спокоен. А седьмой класс он закончил на одни пятёрки. Это тебе понятно? И не тебе меня учить, как воспитывать детей.
Рука Витальки так и замерла в густой чёрно-оранжевой шерсти Рэма. Оказывается, отец гордился им. Это была новость.
– И по дому он всё делает, – продолжал отец. – Матери помогает. А твой только лаялся с матерью да шкодил.
Иванов, как видно, не нашёлся, что ответить. Наступило долгое молчание.
Рэм прижался пушистым боком к ногам Витальки и умиротворённо вытянул вдоль передних лап длинную морду.
Последнее время Виталька замечал, что Рэм не находил себе места. Он беспокойно мыкался по двору, а этой ночью жутко завыл. Виталька вышел и прикрикнул на него. Больше собаки не было слышно. Виталька не мог понять, в чём дело. По виду собака была совершенно здоровой.
Виталька запустил руку в белоснежную гриву Рэма и вдруг понял, – собака скучает по Анжелике. Анжелика его мыла с мылом, поливая из детской лейки, и Рэм послушно стоял под струйками воды, часами расчёсывала ему шерсть. Часто можно было видеть её чёрную голову, склонённую над белоснежной гривой собаки.
– Скоро приедет Анжелика, – сказал Виталька.
Рэм поднял голову и посмотрел на него маленькими, косо посаженными глазами.
– Приедет Анжелика, и всё будет как прежде…
Виталька не знал ещё, что ничего не бывает, как прежде. Всё стремительно уносит назад поток времени, и в конце концов человек не узнаёт даже самого себя, не только что других. Давно ли умер дедушка, а как с тех пор изменилось всё. Дедушка любил сам топить печь, любил подолгу смотреть в огонь, курить и думать о чём-то. Как было бы хорошо, если бы сейчас дедушка, как прежде, сидел у печки, молча курил. У его ног лежала бы собака и тоже смотрела на огонь и тоже думала свои неведомые думы. До последнего дня дедушка стремился к покою лесов и гор. Почему он уходил на зиму в горы? Только ли для того, чтобы охотиться на соболя? Может, просто не хотел быть дома… А может, его так же, как и Витальку, тянуло искать что-то такое, чего ещё никто не видел…
Марат жил не так, как Виталька, он в своём воображении путешествовал в прошлое, жил где-то в мире давно минувших битв, жестоких властителей, ярких средневековых базаров Востока.
«Не зная прошлого, нельзя понять настоящего», – напыщенно говорил Марат. Марату была свойственна некоторая высокопарность.
Что такое сто лет? Это одна человеческая жизнь. Но сто лет отделяло сегодняшний день от похожего на кошмарную сказку прошлого.
Давно заросли травой старые караванные дороги, осыпались степные колодцы, и там, где звенели кривые сабли, теперь стояли силосные башни, фермы, буровые вышки. И что за дело настоящему до прошлого? Жизнь уходит вперёд без оглядки.
А вообще-то Марат прав, оглядываться надо…
Виталька прислонился спиной к стене и задремал.
Ему приснилось, что он идёт солнечной весенней степью в каком-то незнакомом краю. Здесь росли незнакомые травы, а синева неба была необычно яркой и отливала голубым блеском.
Трава тихо свистела от его шагов, и только эти звуки слышались в тишине.
Вдали на фоне синего неба показался холм, одинокий, серый, с острой вершиной. Виталька не мог оторвать от него глаз и шёл к нему, как завороженный. Холм приближался необычно быстро. Виталька почувствовал, что он уже не идёт, а скользит, едва касаясь ногами трав, по бесшумному воздуху. Он будто утратил вес, сердце замерло в бессильном ожидании.
Над холмом он разглядел стаи чёрных птиц. Беззвучно носились они кругами в синеве неба. Бросались с высоты на холм и снова взлетали. Рябило в глазах от их беспорядочного движения.
Вот одинокий холм уже совсем близко, и Виталька с ужасом видит, что это гора отрубленных человеческих голов.
До него доносится приглушенный голос Марата: «Как можно, не увидев это, понять, что такое добро и зло и что есть социальное неравенство?» – «При чём тут социальное неравенство?» – преодолевая нелепую путаницу сна, думает Виталька. «Теперь ты понимаешь, что такое история, Виталька…»
– Виталька!
Виталька открыл глаза. Возле него стоял Марат.
– Ну тебя к чёрту, – протирая глаза, проворчал Виталька. – Мне снилась гора отрубленных голов. Про которую ты рассказывал. Мерзость! Кошмар.
– Но такое было. Люди это видели. И не во сне, как ты, а наяву. Я ничего не выдумал. А ещё знаешь, как этот кокандский хан Валихан-торе, который построил башню из черепов, наградил оружейного мастера за работу?
– Не знаю и не хочу знать. – Виталька помолчал и спросил: – Скажи, Марат, почему вся история – это войны и злодеяния?
Марат пожал плечами.
– Сейчас тоже идёт война в Индокитае. Придёт время – историки станут описывать эту войну, а не то, как ты тут дрых. Ну кому интересно будет знать через сто лет, как спал Виталька Бардашов, ученик седьмого класса, и какой видел при этом сон?
– И правда. Но тогда получается, что настоящая-то человеческая жизнь вовсе не интересует историков. Если бы не было злодеяний, историкам нечего было бы делать, как врачам, если бы не было болезней.
Марат тихо рассмеялся и негромко спросил:
– Чего Иванов к вам ходит?
– К отцу.
– Сидит на крылечке, как у себя дома.
– Вот такой гад, – сказал Виталька, – дай ему только волю, стал бы творцом истории.
– Брось ты. Знаешь, кто он? Обыкновенное барахло.
– Нет, он гад, и из Жоржика своего сделал гада.
– Жоржик получил за всё, Виталька. Ты его тогда за Анжелику чуть не убил. Если бы вас не растащили, в колонию отправили бы не его, а тебя. Он же сам испугался, когда ударил Анжелику. Ножик выронил, затрясся, а ты кинулся на него, как зверь, и давай бить головой о забор.
– Марат, помолчи, – нахмурился Виталька. – Говори о чём хочешь, только об этом не надо.
– А знаешь, Виталька, зачем я пришёл?
– Ну?
– Попрощаться. Мы с отцом едем на Кавказ по туристской путёвке.
– Кавказ… Вообще-то, конечно, интересно. Говорят, там красивые дороги…
– Отец мне рассказывал про Военно-Грузинскую…
– По Грузии ездят по туристским путёвкам, а по Казахстану не ездят. А здесь ведь есть такие горы, где ещё не ступала нога человека, есть озёра, которых ещё никто не видал, есть Ала-куль, Иссык-куль с подводным городом, есть пещеры с древними писаницами, есть поющие барханы. Вот где надо ходить туристам, а не по дорогам, где на каждом дереве висят дощечки. Я не видел Кавказа, но, знаю, Алтай не хуже, и наш Джунгарский Алатау тоже. Я бы пошёл по нехоженым горам, пошёл бы без дорог…