– Знаешь, Эллочка, ты сейчас говоришь о собаке именно то, чего о ней никогда нельзя говорить. Дело в том, что собака может не понадобиться всю жизнь. Если бы мы могли заглянуть в будущее…
– Ты хочешь сказать – может и понадобиться?
– Кто знает…
– Интересно, испугалась бы она ящера?
Николай быстро и серьёзно взглянул на Эллочку.
– По-видимому.
Наконец спустились вниз, в туман. Ущелье походило скорее на узкую трещину в горном хребте, чем на ущелье.
– И что, всегда здесь этот туман? – спросил Леня.
– Дедушка говорил, – ответил Виталька, – если лето сухое, туман немного реже.
– Немного реже – немного гуще, всё равно, хоть глаз выколи.
На дне ущелья лежал мокрый снег. Ноги проваливались в ледяную воду. В тумане над бесконечным громом потока висели ажурные снежные арки, ходить по которым могли бы отважиться лишь духи.
Под мокрым снегом были скользкие камни, ноги то и дело срывались, и тогда ничего не оставалось, как ткнуться руками и лицом в снег.
– По таким бульварам я ещё не гулял, – угрюмо сказал Николай.
Ему никто не ответил. Всё труднее становилось идти по податливой слякоти. Несколько часов пути по мокрому снегу в сплошном тумане так вымотали всех, что дети начали тихонько поругиваться. Виталька рад был, что они перестали снисходительно острить насчёт его дедушки.
Вскрикнула Эллочка, видно, неловко оступилась. Все остановились.
– Ну… – выжидающе спросил Николай..
– Нет, ничего, – ответила Эллочка.
– Виталик, будет когда-нибудь этому конец? – спросил профессор.
– Ещё, наверно, километра полтора…
– И там будет легче?
– Труднее.
И вот наконец все остановились перед голым каменным откосом, уходившим в туман. Снизу доносился тяжёлый монотонный гул. Ясно было, что там водопад.
– Что дальше, Виталик? – спросил Леня.
– Дедушка говорил, что до сих пор может пройти каждый дурак.
Вызов был брошен. Детям теперь ничего не оставалось, как признать Виталькиного дедушку. Между Лёней и Николаем произошла короткая борьба за рюкзак Эллочки, достался он Николаю. Матвей взял рюкзак у Ивана Пантелеича.
– Эх, годы, годы, – чуть не со слезами в голосе говорил старик. А Эллочка, не таясь, плакала от стыда и усталости.
– Эй, научный сотрудник, может, и твою торбу прихватить? – крикнул Витальке Матвей.
Виталька приблизился к нему и разглядел, как обострилось его лицо, увидел, каких сил будет стоить ему лишняя ноша.
– Ладно уж, ковыляй, – ответил Виталька.
Вдоль откоса проходил едва заметный узкий каменный карниз. Кое-где он почти сходил на нет. На него можно было поставить только полподошвы ботинка. Все продвигались вперёд, затаив дыхание, прижимаясь к каменной стене. Закоченевшие ноги не слушались. А внизу мерно и грозно ревел водопад. Сорвись – и не успеешь даже вскрикнуть. Дед говорил, что ревущий в тумане водопад имеет не менее двадцати метров высоты и что именно здесь он едва не сорвался, когда проходил первый раз.
Карниз оборвался, и Виталька прыгнул вниз, в туман. Стал на твёрдую довольно широкую площадку, крикнул сквозь рёв воды:
– Прыгайте, здесь уступ!
Дальше путь шёл по воде. Ноги скользили и подвёртывались на подводных камнях. Пальцы сводила судорога. Виталька то и дело шевелил ими в ботинках. Вода ледяным огнём хлестала по ногам.
Из последних сил шёл Виталька со своим маленьким рюкзаком. Горячий пот заливал ему глаза, а ноги всё больше деревенели от ледяной воды. Громко всхлипывала Эллочка. А день уже клонился к закату. В ущелье нельзя было ничего разглядеть даже на расстоянии вытянутой руки.
– Неужели нет никакой площадки, чтобы поставить хоть одну палатку? – спросил Матвей.
Виталька не ответил. И никто больше не стал ни о чём спрашивать.
Наконец, скользя и оступаясь, вышли из воды и побрели вверх по склону. Ноги совсем не слушались. Надо было собрать все силы, чтобы ставить их правильно.
Дети спотыкались, встряхивали свои огромные рюкзаки и шли дальше, всё выше и выше по крутому каменному склону, к снеговой полосе.
Наступила ночь, а они всё шли и шли, нигде не останавливаясь, не отдыхая.
Когда добрались до широкого уступа, едва хватило сил сменить мокрую одежду.
Поставили одну большую палатку. Расчалки кое-как натянули к выступам скалы, для задней, коньковой, крюка вбивать не стали, к передней привязали камень. Разулись и, не ужиная, заснули. На то, чтобы стянуть мокрые ботинки, у каждого пошла последняя капля сил.
Виталька погладил Рэма, собака прижалась к нему.
Сон был подобен камню на дне смоляного озера. Чёрный, беспросветный, лишённый сновидений… Сон, когда человека уже ничто не может разбудить.
Медленно плыла луна над диким ущельем, выхватывая грани и выступы скал, освещая плотный белый туман, что, казалось, жил в сумрачных глубинах своей таинственной жизнью.
Но вот раздался какой-то невнятный глухой звук. Внезапно исчез лунный свет.
Виталька пробуждался от бешеного лая собаки, словно медленно всплывал со дна тёмного омута. Следом за Виталькой проснулся профессор и потом все остальные.
За тонкими стенами палатки что-то пронзительно квакало и свистело, пытаясь разорвать плотную ткань. Виталька решил, что он ещё не избавился от сна, только присниться могли такие звуки.
Николай первый сообразил, в чём дело.
– Фонарик! – закричал он. – Скорее ищите фонарик!
Все выбрались из палатки. Приближалась буря. Уже долетали бешеные порывы ветра. Ветер выл в скалах странным неслыханным воем. Не зря это место назвали Ущельем белых духов. Порывы ураганного ветра рывками обрушивались на незакреплённую палатку, и она сползала к краю уступа, тяжело тащила камни.
Николай и Матвей с лихорадочной быстротой вбивали крюк для коньковой расчалки. Притянули к нему палатку и начали искать трещины для других крючьев. Профессор светил фонариком. Леня и Эллочка быстро привязывали к крючьям верёвки, закрепляли палатку. Виталька бросал в палатку всё, что оставили снаружи. Эллочка отворачивала лицо от ледяного ветра, торопливо дула на закоченевшие пальцы.
Едва закрепили палатку и забрались в неё, как ветер тонко и остро засвистел, по палатке начал хлестать снег.
– Не вырвет крючья? – с тревогой в голосе спросила Эллочка, когда, казалось, палатка вместе с людьми и камнями валится в пропасть.
– Не знаю, – ответил Николай. – Мы старались.
Начался снежный буран.
– Послушайте, воет, как будто коты дерутся, – сонным голосом сказал Леня.
– Спи. Бери пример с собаки, – проворчал Матвей.
Только сейчас все сообразили, что собаке обязаны жизнью. Если бы она не разбудила Витальку, палатка вместе с людьми могла полететь в пропасть.
9
Профессор кашлял потихоньку, чтобы его никто не слышал. Все, конечно, слышали, но не подавали вида. Поднимались всё выше и выше. Позади открывались и вырастали далёкие снежные вершины.
– Какой дьявол мог забросить туда ящера? – спросил Леня.
– Я тоже время от времени об этом думаю, – устало отозвался профессор. – Предположить, что господь бог отвёл его туда на верёвочке, как козу, трудно…
– А я вообще не верю в существование этого ящера, – зло заговорил Матвей. – Письмо в бутылке – фальсификация. Затрудняюсь сказать, чья фальсификация. Свидетельство лётчика… Либо он охотник и соответственно любитель прихвастнуть, мол, видел во какого ящера! И всем это так понравилось, что даже в газете напечатали. Что касается Виталькиного дедушки…
И вдруг они увидели озеро. Оно появилось внезапно и ослепило их чистым стальным блеском.
– Мама! – тихо вскрикнула Эллочка.
– Вот это да! – прошептал Виталька.
– Да, аллегория в чистом виде, – потрясённо промямлил Леня.
– Вот это и есть, выражаясь языком протокола, объект исследования, – с улыбкой посмотрел на профессора Николай.
Профессор, похоже, даже не услышал. Он смотрел и смотрел на озеро.