– Хорошо, Лена, но прежде я должен показать его дедушке. Тогда он, может быть, расскажет мне что-нибудь.
– Интересно, что думает об этом письме твой друг Марат?
– То же, что и вы.
Виталька улыбнулся Лене и взял письмо.
9
Дома с отцом сидел главный бухгалтер совхоза Иванов.
– А, юный натуралист, – сказал он, обернувшись к Витальке.
Виталька, не взглянув на него, прошёл мимо.
– Ну-ка, поздоровайся, сын, – остановил его отец.
– Здравствуйте, – буркнул Виталька.
– Поздоровайся по-людски!
Отец знал, что Виталька ненавидит Иванова, но всегда молчал. А сейчас он был чем-то раздражён и не сдержался.
Виталька набрал в лёгкие побольше воздуху и оглушительно крикнул:
– Здравствуйте!
Отец побагровел, а Иванов покачал головой и мягко пожурил:
– Нехорошо, молодой человек, нехорошо так со старшими.
Неизвестно, чем кончился бы этот разговор, если бы в комнату не вбежала испуганная Анжелика.
– Виталик, Рэма Джек покусал!
Виталька в два прыжка был на улице.
И то, что он увидел, заставило его раскрыть рот от удивления.
За изгородью на дороге огромный соседский Джек, лохматая цепная дворняга, оскалив зубы, бросался на Рэма. Рэм не убегал и не вступал с ним в драку, он только следил за ним настороженным взглядом маленьких глаз, ждал, когда Джек хорошенько разбежится, и спокойно увёртывался от него. Он с удивительной точностью рассчитывал инерцию и, казалось, забавлялся происходящим.
Анжелика вцепилась в Виталькин рукав.
– Постой ты, – отмахнулся он от неё. – Не видишь, что ли? Молодец Рэм!
Но Анжелика схватила стоявшую у крыльца лопату и кинулась к собакам.
Отогнав Джека, она взяла Рэма на руки.
Виталька только покачал головой, он уже примирился с тем, что Анжелика без конца ласкала Рэма, носила его на руках, хотя теперь это ей давалось нелегко: Рэм превратился в рослого лохматого щенка.
Рэм не ел ничего кроме сырого мяса и овощей. И всё-таки был необычайно добродушен. Ему шёл четвёртый месяц, он уже знал кое-какие собачьи команды, был щенок как щенок, только всё больше привязывался к Витальке. Стоило тому уйти из дому, Рэм скулил, царапал толстой лапой дверь, обнюхивал все углы, рыскал по двору. Анжелика следила, когда Виталька уйдёт из дому. Она тотчас перелезала через плетень – дырку, куда она прежде лазила, Виталька ликвидировал сразу же, как только принёс домой собаку, – хватала на руки Рэма и осыпала его бурными ласками. Виталька догадывался об этом, но молчал.
Во двор вышел Иванов.
– И чего ты здесь крутишься без конца? – сказал он, с неприязнью взглянув на Анжелику. – Дома своего, что ли, нет?
– А вам какое дело? – глядя в землю, сказал Виталька. – Она ко мне приходит, а не к вам. Идите своей дорогой и не лезьте, куда не просят.
Виталька знал, что Иванов ненавидит цыган. Когда-то они выманили у него полтинник.
– Я вот нарву тебе уши, будешь знать, как надо разговаривать со старшими.
– Вы только на это и способны.
– Не я твой отец, а то бы я тебя воспитал.
– Вы уже воспитали одного придурка.
– Да поумнее тебя будет. Не водится со всякой цыганвой.
– А ну, топай отсюда! – крикнул Виталька.
И вдруг раздался голос отца:
– Домой!
Виталька не заметил, как он вышел из дому и, держась за дверной косяк, слушал весь этот разговор.
Виталька усмехнулся и вошёл вслед за отцом.
Отец не спеша снял ремень.
И странно, в эту минуту Виталька вспомнил Лену, разговор о динозаврах. Вспомнил как что-то далёкое, чудесное и нереальное. Подумал о том, что в другой комнате лежит больной дедушка…
Удар ремня пришёлся по плечу и со страшной силой ожёг руку.
Второго удара не последовало. Дед перехватил занесённую с ремнем руку и швырнул отца в угол комнаты.
– Что, дал тебе бог силу? – В голосе дедушки было столько ненависти, что Виталька забыл про боль. Он знал, что дедушка не любит его отца, своего зятя, но не знал, что он его ненавидит.
– Виталька даже собаку никогда не бьёт, – сквозь зубы тихо сказал дед. – Да ты всё равно ничего не поймёшь.
– А ты разобрался, чтобы встревать? – крикнул отец.
– Разобрался, я давно во всём разобрался. Когда-нибудь и Виталька разберётся.
Дед был босой, в расстёгнутой рубашке. Он сильно похудел, ссутулился. Последнее время дед почти ничего не ел.
– Разберётся… Сильно самостоятельным стал. – Помахивая ремнём, отец вышел.
Дедушка ушёл в свою комнату и снова лёг в постель.
Виталька сел у окна и уставился на улицу. Была середина августа, скоро в школу. Листва на деревьях заметно пожухла и поблекла. Уже паучки отправлялись в полет на своих светлых паутинках. Они забирались куда-нибудь повыше, выпускали по ветру длинную сверкающую нить и уносились в синеву. Улететь бы вот так же, легко и бездумно, ни о чём не сожалея и ничего не ища. И просто лететь. Лететь в синеве…
– Что у тебя с рукой, Виталик? – донесся до него испуганный голос матери.
– Ты уже пришла, мама, – не оборачиваясь, отозвался Виталька. – Что так рано сегодня?
– Ну где же рано? Время уже. Так что же ты сделал с рукой?
– Да так, ушиб.
– Ушиб?
Мать подошла ближе, взяла его руку. И сразу всё поняла.
Она быстро отпустила Виталькину руку и больше ни о чём не спрашивала.
До позднего вечера Виталька читал Брэма. Потом до него донёсся голос отца:
– Хватит свет жечь.
Виталька сразу же погасил свет, разделся в темноте и лёг в постель. Кровать давно уже стала ему коротковата. Но сегодня не было никакого желания вытянуться. Он поджал ноги и долго лежал с открытыми глазами.
Он слышал, что все уснули, но сам заснуть не мог. Память стремительно выносила какие-то беспорядочные события. В лаборатории кто-то кричал: «Виталик, миленький, вымой, пожалуйста, колбочки!» И у Витальки торопливее стучало сердце. Ведь он не пошёл сегодня в лабораторию. Можно ли всё успеть? Виталька видел сны только тогда, когда плохо спал. Он закрыл глаза. Сон его был похож на пробуждение: медленно и величаво всходило над снежными горами солнце, свет пробивался в тёмную синеву лесов, достигал мхов и корней. Потом он увидел Анжелику. Встав на цыпочки, она тянула тонкие руки к отцовской гитаре…
И Виталька заплакал. Его разбудила давящая боль в сердце, он показался себе совсем беззащитным. Он изо всех сил прижимал к лицу подушку, чтобы никто не услышал его всхлипываний.
Его волос коснулась большая жёсткая рука.
«Дедушка», – сразу понял Виталька.
Дед присел на краешек кровати и стал гладить голову Витальки, мокрые щёки, голые плечи.
И Виталька обхватил руками шею деда, уткнулся лицом в его бороду.
Дед ничего не говорил, не утешал и не успокаивал Витальку.
Виталька не помнил, как уснул. Утром его разбудило солнце. Оно осветило всю комнату, обратило в радугу грань зеркала. Но уже не было привычной яркой радости пробуждения.
Виталька вошёл в комнатушку деда, сел на его кровать и спросил:
– Дедушка, ты видел ящера на озере в Ущелье белых духов?
Деда так и подбросило в постели. Он сел и пристально посмотрел на Витальку.
– Я во сне, что ли, говорил?
– Нет. Совсем нет, дедушка. – Виталька подал ему письмо. – Вот это больше ста лет лежало в бутылке на старой казачьей зимовке.
Дед читал письмо, осторожно держа его за уголки. Прочитал, лёг и закрыл глаза. Так, с закрытыми глазами, и сказал:
– Нет, я его не видел. Но тоже видел следы, совсем свежие. Тут всё точно написано, Виталик. И, видно, никогда его не увижу…
– Сколько же он живёт?
– А кто его знает. Сейчас он есть. Это точно.
– Возьми меня к озеру, дедушка.
Дед долго молчал, потом тихо проговорил:
– Хорошо, я покажу тебе дорогу. Пойдём.