В комнате была и Гретхен, которая дичилась и казалась очень смущенной и неловкой в своем праздничном платье. Юбка была длинная, и она в ней путалась. Чулки с непривычки сильно сдавили ее ноги, а в башмаках она была почти не в состоянии ходить. Она встретила Самуила враждебным взглядом, а Юлиуса грустной улыбкой.
— А где же г-н Шрейбер? — спросил Самуил.
— Отец сейчас придет, — ответила Христина. — При выходе из церкви его позвал один деревенский парень, которому надо было с ним переговорить о каком-то важном деле. Я знаю, в чем состоит дело: оно очень интересует и меня, и отца.
При этом Христина улыбалась и смотрела на Гретхен, которая, судя по ее изумлению, ничего не понимала.
В эту минуту вошел пастор, видимо торопившийся к своим гостям и радовавшийся им, как старым знакомым. Только его и ждали, чтобы сесть за стол. Этот второй обед прошел еще оживленнее и сердечнее, чем первый. По доброму старонемецкому обычаю Гретхен тоже заняла место за столом.
Самуил, который на этот раз совсем иными глазами, чем прежде, смотрел на чистую и девственную фигуру Христины, видимо, хотел ей понравиться и выказал бездну увлечения и остроумия. Он подробно рассказывал про дуэль, конечно, ничего не упомянув о ее причинах и предлоге к ней, не упоминая ни о гейдельбергском замке, ни о сцене перед окном Шарлотты. Он вынудил Христину смеяться, описывая ей сцену в синем кабинете, и трепетать, описывая ей сцену на Кейзерштуль.
— Боже мой! — сказала Христина, обращаясь к Юлиусу. — Что было бы, если бы вы имели противником этого Дормагена.
— О, я был бы теперь покойником, в этом нет никакого сомнения, — со смехом ответил ей Юлиус.
— Какой, однако же, варварский и преступный предрассудок эти дуэли, которыми забавляются наши студенты! — воскликнул пастор. — Я говорю это не как пастор, господа, а просто, как человек. И я почти готов поздравить вас, г-н Юлиус, именно с тем, что вы не так искусны в этом ужасном деле.
— Значит, г-н Самуил искуснее владеет шпагой, чем вы, г-н Юлиус? — спросила Христина, сама себе не отдавая отчета, зачем она задает такой вопрос.
— Наверное, так, — ответил Юлиус.
— По счастью, — прибавил Самуил, — между такими друзьями и братьями, как мы, дуэли не может быть.
— А если бы была, — сказал Юлиус, — то это была бы дуэль на смерть. Такая дуэль, при которой один из нас остался бы на месте. А в подобных случаях шансы всегда уравниваются.
— Ты постоянно приписываешь случаю слишком большое значение, — спокойно возразил ему Самуил. — Но ко мне это, брат, не относится. Сколько раз я не испытывал свое счастье, оно никогда мне не изменяло. Ты это помни и берегись. Какое у вас превосходное вино, г-н Шрейбер! Это Либфраумильх?
Под влиянием какого-то неведомого предчувствия, Христина при этих спокойных, но мрачных словах Самуила невольно побледнела и даже содрогнулась. Самуил, по-видимому, это заметил.
— Ну, наш разговор принял, кажется, невеселый оборот, — сказал он. — Сходи-ка, Юлиус, наверх, да принеси нам оттуда что-нибудь позабавнее.
Юлиус понял, на минуту вышел из комнаты и скоро вернулся с охотой на кабана, которую он вручил Лотарио и с книгой Линнея, которую он вручил пастору.
Восторг Лотарио был огромен. Безграничное восхищение отразилось на его рожице, и он созерцал чудную игрушку совершенно неподвижный, словно очарованный. Что касается пастора, то, будучи, по своему бесконечному добродушию, почти таким же ребенком, как его внук, он проявил почти такую же радость. Он рассыпался в благодарностях, не забывая, однако, и пожурить Юлиуса за такой крупный расход. Он знал, что такие книжки далеко не по карману студенту. Юлиус немного сконфузился, выслушивая эти благодарности, которые должны были быть направлены по другому адресу. Он было уже хотел восстановить Самуила в его правах, но в эту минуту встретил благодарный взгляд Христины и не нашел в себе мужества уступить этот взгляд Самуилу.
После обеда пошли в сад пить кофе. Гретхен, все время державшаяся букой по отношению к Самуилу, стала за стулом Христины.
— Слушай-ка, Гретхен, — сказал пастор, наливая на блюдечко горячий кофе, — мне надо с тобой поговорить.
— Со мной, г-н пастор?
— С тобой, и притом о самых серьезных вещах. Тебя это смешит? А между тем ведь ты уже не дитя, Гретхен. Тебе скоро должно исполниться восемнадцать лет.
— Ну, так что же, г-н пастор?