— Вы ботаник, сударь? — спросил Самуил.
— Да, немного занимался этой наукой, — сказал пастор с оттенком гордости. — Вы, вероятно, сами ботаник?
— И я занимаюсь иногда, в свободное время, — ответил небрежно молодой человек.
Потом, дав хозяину время изложить свои научные сведения, Самуил вдруг обнаружил глубокие и серьезные познания, так что поразил достойного пастыря своими оригинальными взглядами и мыслями. В конце концов, все тем же вежливым, холодным и слегка насмешливым тоном, словно не замечая того, что делает, он совершенно сбил с толку превосходством своих познаний поверхностно образованного и несколько отсталого пастора.
Между тем, Юлиус и Христина, молчавшие до сих пор и только украдкой наблюдавшие друг за другом, начали мало-помалу сближаться.
Сначала в этом им помог Лотарио. Не решаясь еще сам заговорить с Христиной, Юлиус начал задавать ребенку вопросы, на которые Лотарио не мог ответить и поэтому обращался постоянно к сестре за разъяснениями. Выходило, что Христина отвечала одновременно и мальчику, и Юлиусу. А Юлиус был счастлив, потому что мысли молодой девушки передавались ему нежными и милыми устами ребенка.
Благодаря такой тактике, к концу обеда все трое стали уже друзьями.
И когда все поднялись, чтобы перейти в тенистый сад пить кофе, у Юлиуса сжалось сердце, и он нахмурился при виде подходившего к ним Самуила, который мог помешать их приятной беседе. Пастор ушел в это время за старой французской водкой.
Юлиуса привели в негодование развязные манеры Самуила и его спокойно-нахальный взгляд, устремленный на эту восхитительную девушку, когда он подходил к ним.
— Нам следует извиниться перед вами, мадемуазель, что мы сегодня поутру так глупо помешали вашим занятиям с маленьким племянником, — начал Самуил.
— О! — перебила она его речь. — Мы тогда уже закончили заниматься.
— Я не могу сдержать возгласа удивления. Представьте себе, что благодаря одеянию той девушки, которая привела нас сюда, ее козлу и молнии, мы чуть-чуть не приняли ее за колдунью… Засыпаем под этим впечатлением и вдруг поутру, открывая окно, видим, что козел превратился в прелестного ребенка, а колдунья в…
— В меня! — досказала Христина, с насмешливой улыбкой.
И, обернувшись к Юлиусу, который скромно молчал, она спросил его:
— И вы так же, сударь, приняли меня за колдунью?
— О, вы такая красавица!..
Христина, улыбнувшись на слова Самуила, покраснела от восклицания Юлиуса.
А Юлиус, смутившись от невольно вырвавшейся у него фразы, поспешил заговорить с ребенком.
— Лотарио, хочешь, мы повезем тебя с собой в университет? — сказал он.
— Сестра, что такое университет? — спросил Лотарио Христину.
— Это такое учебное заведение, где тебя могут выучить всем наукам, — весело объяснил вернувшийся пастор.
Ребенок обратился к Юлиусу с серьезной миной.
— Мне незачем ехать с вами: у меня вместо университета есть сестра. Христина умеет и читать, и писать, и знает французский, итальянский языки и музыку. Я никогда, никогда в жизни не расстанусь с ней.
— Увы! Вы гораздо счастливее нас, мой маленький человечек, — сказал Самуил, — потому что нам с Юлиусом уже пора ехать.
— Как! — воскликнул пастор. — Вы даже и одного дня не хотите пробыть у нас? Вы не хотите и поужинать с нами?
— Тысячу раз благодарим вас, — отвечал Самуил, — но нам надо сегодня же вечером попасть в Гейдельберг.
— Но ведь вечером нет ни занятий, ни сходок!..
— Нет, но нам необходимо быть там по более серьезной причине. Юлиус знает, почему именно.
— Сообразим-ка. — сказал пастор. — До Гейдельберга не более семи или восьми миль от Ландека. Вы прекрасно успеете попасть туда, выехав и в четыре часа, а тем временем ваши лошади отдохнут, да жара спадет. Не успеет еще стемнеть, как вы уже будете в городе, ручаюсь вам.
— Невозможно: по неотложности нашего дела, мы скорее обязаны поспеть раньше, чем опоздать, правда, Юлиус?
— В самом деле?… — спросила вполголоса Христина, устремляя на Юлиуса прекрасный взгляд своих голубых глаз.
Юлиус не мог противостоять этому милому вопросу.
— Слушай, Самуил, — сказал он, — не будем противиться гостеприимству наших радушных хозяев. Право, мы можем уехать отсюда ровно в четыре часа.
Самуил бросил сердитый взгляд на Юлиуса и на молодую девушку.
— Ты желаешь этого? Хорошо, я согласен, — проговорил он, лукаво улыбаясь.
— И прекрасно! — воскликнул пастор. — А теперь вот и программа всего дня: до трех часов я успею вам показать свои коллекции и сад, господа, а потом мы все пойдем вас провожать до неккарштейнахского перекрестка. У меня есть ловкий и сильный парнишка, он вам приведет туда лошадей. Вы увидите! Та дорога, которая вам показалась ночью такой ужасной, днем, при солнце, просто восторг! Вероятно, даже, мы там встретим и нашу колдунью. Действительно, она как будто немного странная, но только в самом христианском смысле этого слова: это целомудренный и святой ребенок.