— Но, надеюсь, вы не оставите его связанным на всю ночь?
— Именно это я и собираюсь сделать, — заявил Пирс. — Я рискну развязать его только утром.
— Утром?
— К тому времени мы достаточно углубимся во враждебную территорию, и он не отважится бежать. Белый, в одиночку, без оружия, без коня — не проживет среди паютов и суток. Даже двухлетний ребенок найдет его по следам на снегу, не говоря уже о том, что он может погибнуть просто от холода.
— Выходит, он будет лежать так и мучиться всю ночь?
— Он убийца, поджигатель, вор, шулер и, ко всему прочему, трус. Вы избрали для сочувствия недостойный объект.
— Но закон гласит — человек невиновен, пока его вина не доказана. Вы же, как мне кажется, уже осудили его и готовы повесить на первом удобном дереве! Покажите мне хотя бы одну статью закона, которая разрешала бы обращаться с человеком, как с дикой собакой!
Марика повернулась, так что подол ее длинного платья задел сидящего на полу Дикина, и ушла. О'Брейн, чтобы поддержать старого приятеля, проговорил с деланной тревогой:
— Я-то полагал, что вам известны законы, Натан!
Шериф не поддержал шутку, долил себе виски и ушел в угол.
Поезд скорее полз, чем ехал по крутому склону, приближаясь к зоне снегов и льда. По сравнению с наружной температурой, в вагонах было тепло и светло, но Дикин, оставшийся в одиночестве в губернаторском салоне, вряд ли наслаждался своим положением. Он окончательно сник и завалился на бок. Гримаса боли застыла на его лице. Иногда он предпринимал отчаянную попытку придать рукам, связанным за спиной, иное положение, но каждый раз дело кончалось ничем.
Дикин был не единственным человеком, который не спал в губернаторском вагоне. На узкой койке, занимавшей половину крохотного купе, покусывая нижнюю губку, нерешительно поглядывая на дверь, сидела Марика. Она думала о мучительном положении, в котором оказался Дикин. Наконец, решившись, она поднялась, запахнула на себе халат и бесшумно вышла в коридор.
У соседнего купе она остановилась, приложив ухо к двери. Расслышав мирный храп дядюшки, который не мог заглушить даже стук колес и лязг вагонных сцепок, она вошла в салон и посмотрела на Дикина.
Он поднял к ней безучастное лицо. Марика заставила себя говорить спокойным, бесстрастным тоном:
— Как вы себя чувствуете?
На лице пленника появилась некоторая заинтересованность.
— Пожалуй, племянница губернатора не такая уж улитка, какой кажется на первый взгляд. Знаете, что сделал бы с вами Пирс, губернатор или даже полковник, если бы застали вас тут?
— Думаю, мистер Дикин, в вашем положении читать нотации неуместно, — сказала Марика сурово. — Я спросила, как вы себя чувствуете?
— Задать такой вопрос, все равно, что лягнуть лежачего. — Дикин вздохнул. — Разумеется, я чувствую себя прекрасно! Я всю жизнь спал в таком положении, разве не заметно?
— Не стоит изливать на меня сарказм, предназначенный, вероятно, другим людям. Иначе я решу, что напрасно трачу здесь время. А я пришла спросить, не могу ли я для вас что-нибудь сделать?
— Простите, я не хотел вас задеть. Но неужели вы способны проявить сострадание к человеку, о котором шериф рассказывал такие ужасы?
— У меня своя голова на плечах, мистер Дикин. На кухне осталось кое-что из еды…
— У меня нет аппетита, но за предложение — спасибо.
— Может быть, вы хотите пить?
— Вот это — другое дело! Эти слова звучат для меня музыкой. Весь вечер я следил, как они пили, и это было не очень-то приятно. Вы не могли бы развязать мне руки?
— Я еще не сошла с ума! Если вам хоть на мгновение развязать руки, то…
— Я сразу обвил бы ими вашу прелестную шейку, — Дикин пристально посмотрел на девушку. — Однако дело обстоит совсем не так, как бы мне хотелось. Сейчас я опасаюсь, что не смогу удержать даже стакан с виски. Вы видели мои руки?
Он, как мог, повернулся, и она увидела. Они были невероятно распухшими и синими. Веревка так глубоко врезалась в тело, что кожа собралась глубокими складками, из которых выступала кровь.
— Этот сержант вкладывает в дело весь свой пыл, — заметил Дикин. — Да и шериф вполне составит ему конкуренцию.
Марика сжала губы.
— Если вы обещаете…
— Теперь мой черед сказать — я еще не сошел с ума! Бежать и попасть в руки этих отвратительных индейцев, которыми кишат здешние места?! На сегодня у меня другие планы. Мне бы лишь глоток этой отравы — губернаторского виски.
Но прошло не меньше пяти минут, пока Дикин получил этот глоток. Минуту Марика развязывала ему руки, а еще четыре ушло на то, чтобы пленник добрел до ближайшего кресла и смог восстановить в руках кровообращение. Вероятно, он испытывал ужасную боль, но, глядя на его спокойное лицо, Марика сказала: