— Как это могло случиться?
Четыре огромных черных болта были на месте, но ответной части буфера не было. Полковник посмотрел на стоящих рядом людей и увидел машиниста.
— Банлон, вы единственный железнодорожник из нас. Почему брус, который должен был держать эти болты, сорвался?
— Клянусь богом, не знаю. Может, он раскололся как раз по дыркам для этих болтов, потому что дерево было гнилым? Этот подъем действительно самый крутой из всех, какие я знаю… Но самое удивительное — почему ничего не предпринял Девлин?
Клермонт кивнул и с мрачной торжественностью изрек:
— На некоторые вопросы мы никогда не получим ответ. Что случилось, то случилось. Теперь главное — связаться с Огденом или хотя бы с фортом. Необходимо, чтобы немедленно выслали замену этим несчастным, да упокоит Бог их души! И будем радоваться, что у нас остались хотя бы медикаменты.
— Что толку в медикаментах, если нет врача? — вкрадчиво спросил Дикин.
— А вы?
— Что я?
Клермонт разозлился:
— Черт возьми, Дикин, там же холера! И ваши ближние умирают…
— Мои ближние были бы рады повесить меня на любом подходящем для этого дереве. Кроме того, как вы сами сказали, это — холера!
Клермонт с отвращением отвернулся от арестованного.
— Азбуке Морзе я не обучался, может быть, кто-нибудь?…
О'Брейн сразу же отозвался:
— Я, конечно, не Фергюсон, но если вы дадите мне немного времени…
— Благодарю вас, майор. Генри, найдите передатчик в вагоне с припасами. Он должен быть среди той амуниции, что прикрыта брезентом. Принесите его в салон. — Потом он обратился к Банлону: — Полагаю, единственное утешение состоит в том, что теперь мы можем развить большую скорость?
Машинист угрюмо ответил:
— Мы сможем развить большую скорость, но ночью мне и… — Банлон указал на солдата, который выполнял обязанности кочегара, — Рафферти нужно будет выспаться, следовательно, поезд будет стоять. Единственным человеком, который мог меня заменить, был Девлин.
— О, я совсем забыл… Как насчет надежности сцепки остальных вагонов, Банлон?
Машинист потер морщинистое лицо и неуверенно вздохнул:
— Никогда раньше ни о чем подобном не слышал, но если это случилось, значит, может случиться все, что угодно, полковник. Хотя, с другой стороны, груз немного уменьшился, и как только мы переберемся через этот чертов перевал, дело пойдет легче. Ноя сейчас же пройду по всему составу и посмотрю, не сгнило ли дерево где-нибудь еще.
— Благодарю, Банлон. — В этот момент Клермонт увидел, что Генри направляется к ним с видом человека, которого уже ничто на свете не может поразить. — Как моя просьба, Генри?
— Нет.
Клермонт слегка опешил.
— Что значит ваше «нет»?
— Телеграф исчез. Его нет.
— Что?! Вы хорошо искали?
— Не хочу показаться нахалом, сэр, но вы можете посмотреть сами.
Клермонт повернулся к людям, все еще стоящим вокруг.
— Ну-ка, всем обыскивать вагоны!
— Хочу обратить ваше внимание, полковник, на два обстоятельства, — сказал Дикин и принялся выпрямлять пальцы. — Во-первых, единственный человек, которому вы можете приказывать, это Рафферти. А во-вторых, я думаю, что искать бесполезно.
Полковник заметным усилием воли подавил вспышку гнева, готовую вот-вот вырваться наружу. А Дикин продолжал:
— Когда сегодня грузили дрова в тендер, я видел, как кто-то вынес из вагона с боеприпасами кожаный чемоданчик, очень похожий на телеграфный аппарат, и направился с ним в конец состава. Как раз шел снеговой заряд, поэтому я не разобрал, кто это был.
— Вот как? — Полковник смерил Дикина недоверчивым взглядом. — Странно. Предположим, это был Фергюсон. С какой стати он проделывал такие штуки? А вы мастер ставить всех в затруднительное положение, Дикин. И почему-то мне очень знакомо ваше лицо. Вы служили в армии?
— Никогда.
— Может быть, вы были в армии Конфедератов?
— Я устал повторять, полковник, что не люблю насилия, — ответил Дикин безразличным тоном и пошел вдоль эшелона.
Генри проследил за ним мрачным взглядом, потом повернулся к О'Брейну и заметил:
— У меня такое же чувство. Мне все больше кажется, что я его видел где-то раньше.
— Кто же он на самом деле?
— Не могу вспомнить ни где я с ним встречался, ни как было его имя. Очень жаль, сэр.
После полудня опять повалил снег. Поезд пыхтел в извилистом каньоне, преодолевая его со скоростью, которая показывала, что подъем еще не кончился. В салоне все пассажиры, кроме отца Пибоди, готовились к обеду. Подавленное настроение не рассеялось. Клермонт сказал стюарту:
— Просите преподобного к столу.