Голос Пирса звучал сухо:
— За исключением вас, майор! За исключением вас. Вспомните тот день...
Обняв друг друга за плечи и, видимо, совершенно забыв об остальных присутствующих, оба направились к стойке, столь нелепой по конструкции, что она против вашей воли вызывала у вас восхищение своим дешевым величием. Несмотря на ненадежность этой конструкции, Пирс не побоялся облокотиться на эту стойку и послать соответствующие сигналы поглощенному стаканами бармену, после чего друзья углубились в тихую, захватившую их беседу.
Пятеро за столом некоторое время молчали. Потом Марика Фэрчайлд озабоченно промолвила:
— Что имел в виду шериф, говоря «за исключением вас?» Ведь они говорили о разведке, о борьбе с индейцами и о стрельбе, а все что умеет майор — это заполнять бланки, петь ирландские песни, рассказывать страшные истории и... и...
— ...и убивать людей лучше, чем кто-либо из тех, того я знаю. Вы согласны со мной губернатор?
— Согласен, — губернатор положил руку на плечо племянницы. О'Брайен, дорогая, был один из самых заслуженных офицеров во время войны между штатами. Нужно было видеть его сноровку в стрельбе из ружья или ручной пушки, чтобы поверить чудесам, на которые он был способен. О'Брайен — мой адъютант, это правда, но адъютант особого рода. В этих горных штатах политика, а я в конце концов политик, имеет тенденцию — как бы сказать? принимать физический характер. Но пока рядом со мной О'Брайен, перспектива насилия меня мало интересует.
— Вы хотите сказать, что у вас есть враги?
— Враги? — губернатор переспросил это таким тоном, который был весьма похож на рычание. — Покажите мне губернатора западнее Миссисипи, который бы утверждал, что у него нет врагов, и тогда я покажу вам отъявленного лжеца!
Марика нерешительно посмотрела на него и перевела взгляд на широкую спину О'Брайена. На ее личике появилось выражение недоверия. Она хотела что-то сказать, но передумала, так как в этот момент майор и шериф, держа стаканы в руке, направились обратно к столу. Теперь они говорили серьезно, а Пирс даже раздраженно. О'Брайен старался сохранить примирительный тон.
— Но вы же знаете, О'Брайен, что за человек этот Сепп Кэлхаун, черт возьми! — возмутился Пирс. — Если кто и заслуживает виселицы, так это он.
Он убивал, грабил почтовые кареты и поезда, подстрекал к вооруженным распрям, продавая оружие и виски индейцам!
— Мы все знаем, что это за тип! — примирительно произнес майор. — Да, Кэлхаун заслуживает виселицы в первую очередь. И он все-таки попадет на виселицу!
— Сперва он должен попасть в руки закона. А закон — это я, а отнюдь не вы и не ваша компания. И он уже там под стражей! В форте Гумбольдт...
Все, чего я хочу, это забрать его. Добраться туда вашим поездом, а обратно — на ближайшем.
— Вы же слышали, Натан, что сказал полковник, — О'Брайен смущенно повернулся к полковнику. — Как вы думаете, сэр, мы не могли бы отослать этого преступника из форта Гумбольдт в Риз-Сити под вооруженной охраной?
— Это можно, — без колебаний ответил Клэрмонт.
Пирс холодно взглянул на него и процедил сквозь зубы:
— Вы, кажется, говорили, что это не армейское дело?
— Конечно? Но вам я пойду навстречу. Либо так, либо вообще никак, шериф, — он вынул из кармана часы и с раздражением уставился на них. — А что с этими проклятыми лошадьми? Их уже накормили и напоили? О, боже ты мой, если в сегодняшней армии что-то нужно сделать, то это приходится делать самому. — Он оттолкнул стул и поднялся. — Извините, губернатор, но через полчаса мы отправляемся. Я скоро вернусь.
Полковник вышел.
— Что ж, хоть он и не платит — это делает американский налогоплательщик! А распоряжается всем все равно он. Через полчаса? — Пирс взял О'Брайена под руку и они вновь направились к стойке. — У нас слишком мало времени, чтобы восполнить десятилетнюю разлуку.
— Минутку, джентльмены! — бросил им вдогонку губернатор Фэрчайлд. Он вытащил из портфеля запечатанный пакет. — Вы кое-что забыли, майор!
— Ах да, конечно! — О'Брайен взял конверт и протянул его Пирсу. Шериф из Огдена просил передать это вам.
Пирс кивнул в знак благодарности и оба пошли к стойке. По пути О'Брайен небрежно окинул взглядом зал и его веселые ирландские глазки ни упустили ни одной детали. За последние пять минут ничего не изменилось, никто не шевельнулся. Казалось, завсегдатаи у стойки и за столом замерли навечно, превратившись в восковые фигуры. Именно в этот момент входная дверь открылась и впустила пять человек, направившихся к отдаленному столику. Они уселись и кто-то сразу вытащил колоду карт. Никто из них не проронил ни слова.
— Ну и шустрые граждане водятся у вас в Риз-Сити! — заметил О'Брайен.
— Все шустрые граждане, а в их число я включаю и несколько человек, которым пришлось помогать сесть в седло, отбыли несколько месяцев назад, когда в Комсток Лоуд открыли ту богатую золотоносную жилу. Здесь остались старики и, видит бог — их тоже мало. Здесь мало кто доживает до старости, поскольку люди эти неустойчивые — бродяги да пьяницы. Не подумайте, что я жалуюсь, но в Риз-Сити шериф, обеспечивающий спокойствие, нужен так же, как на кладбище. — Он вздохнул, взял у бармена нож, вскрыл пакет и вынул из него пачку плохо иллюстрированных объявлений «Разыскивается...» и разгладил их на потрескавшемся зеленом линолеуме, покрывавшем стойку.
— Кажется, особого энтузиазма вы не испытываете, — сказал шерифу О'Брайен.
— Вообще никакого. Большинство преступников успевает прожить в Мексике уже полгода, пока эти фотографии появятся. Кроме того, их очень часто путают и печатают совсем не тех людей.
Здание железнодорожной станции в Риз-Сити находилось в таком же плачевном состоянии, как и салун «Имперского отеля». Позолоченные буквы названия станции «РИЗ-СИТИ» так облупились и облиняли от непогоды, что стали почти неразличимы. Начальник станции, единственный в Риз-Сити служащий железнодорожной компании Юнион Пасифик, неизменно находился в задней комнате «Имперского отеля» и упорно поглощал виски, словно оно ему не стоило ни цента. Фактически так оно и было: между владельцем отеля и начальником станции существовало молчаливое дружеское согласие. Хотя все поставки спиртного осуществлялись по железной дороге из Огдена, отель уже три года не получал ни одного счета за оплату этих перевозок.
Клэрмонт отдернул занавеску и вышел на платформу, пробежав взглядом по всей длине его воинского эшелона. К локомотиву с высокой трубой и тендеру, загруженному древесным топливом, было прицеплено семь вагонов и один тормозной. Четвертый и пятый вагоны не были пассажирскими. Это явствовало из того, что вместо подножек к центральному входу каждого были приставлены мостики. У одного из них стоял крепкий и смуглый человек с великолепными усами. Он усердно отмечал что-то в списке, который держал в руке. Клэрмонт бодрыми шагами направился к нему. Он считал Белью лучшим сержантом в кавалерии Соединенных Штатов, а Белью, в свою очередь, считал Клэрмонта лучшим из всех офицеров, под чьим началом он когда-то служил.
Правда, оба старались скрыть свое мнение друг от друга.
Клэрмонт кивнул Белью, взобрался на мостики и заглянул внутрь вагона.
Почти четыре пятых его длины занимали лошадиные стойла. Оставшееся место было отведено для запасов воды и корма. Все стойла пустовали.
Клэрмонт спустился вниз.
— Белью, а где лошади? Не говоря уже о ваших солдатах. Куда они, черт возьми, подевались?
Белью застегнул мундир. Он ничуть не смутился.
— Накормлены и напоены, полковник. Люди вывели их на маленькую прогулку. После двух дней пребывания в вагоне, им необходим моцион, сэр.
— Мне тоже. Но у меня нет на это времени. Ну, ладно, ладно, наши четвероногие друзья на вашей ответственности. Но все-таки гоните их в вагоны. Мы отправляемся через полчаса. Фуража и воды для них достаточно?
До форта дотянем?
— Так точно, сэр!
— А топлива для печей, включая вагоны с лошадьми? В горах будет чертовски холодно.
— Топлива более, чем достаточно, сэр!
— То-то же! Это для вашего же блага и для нашего общего. Но где капитан Оукленд? И лейтенант Ньювелл?