— Полагаю, что единственное утешение в этой страшной драме заключается в том, что мы сможем развить большую скорость. Сейчас у нас на три вагона меньше...
— Мы не сможем развить большую скорость, — угрюмо возразил Банлон.
Единственным человеком, кто еще мог вести поезд, был Дэвлин. Ведь мне нужно хоть немного поспать.
— О, совсем забыл! Что же нам делать?
— Днем я могу выжать вдвое больше, чем ночью. Постараемся дотянуть до ночи, а к тому времени... — он кивнул в сторону солдата, исполняющего обязанности кочегара, — к тому времени Рэфферти и я, оба мы порядочно измотаемся, сэр.
— Понимаю, — полковник взглянул на болтающуюся цепь сцепления вагонов. — А как насчет надежности сцепки, Банлон?
Тот долго тер морщинистое лицо, потом вздохнул и сказал:
— Не знаю, полковник. Случиться может все, что угодно. Хотя такая случайность — один шанс из миллиона. Никогда раньше ни о чем подобном я не слышал. Значит, и впредь имеется шанс на миллион, что это повториться.
Груз немного уменьшился, значит и нагрузка на сцепки стала меньше. На этом участке самый крутой подъем, и как только мы доберемся до вершины, дело пойдет намного легче. Сейчас проверю сцепления во всем составе, посмотрю, не прогнило ли еще где-нибудь. И тогда все...
— Благодарю, Банлон, — к этому моменту Клэрмонт уже переключил внимание на Генри, который приближался с видом человека, которого уже не может сразить никакой удар судьбы. — Ну, как дела, Генри?
— Нет...
— Что значит, нет?
— Передатчик пропал.
— Что!?
— Его нет в том вагоне, сэр.
— Вы хорошо искали? — в тоне Клэрмонта звучало не столько недоверие, сколько недоумение.
— Не хочу показаться нахалом, сэр, но вы можете проверить все это сами.
Клэрмонт мужественно подавил вспышку гнева.
— А ну, все вместе! Обыскать вагоны!
— Хочу обратить ваше внимание на два момента, полковник, — произнес Дикин и стал загибать пальцы. — Во-первых, из десяти человек, кому вы можете здесь приказывать, это Рэфферти. Ни один из остальных не находится под вашим командованием. А во-вторых, я думаю, что искать бесполезно.
Полковник еще раз произвел над собой усилие и подавил бурные эмоции.
А Дикин продолжал:
— Когда сегодня утром мы грузили топливо, я видел, как кто-то вынес из вагона с боеприпасами ящичек, похожий на ваш передатчик и направился в конец состава. Видимость была, сами понимаете, какая. Просто невозможно было разглядеть, кто это был.
— Вот как? Предположим, что это был Фергюсон. Но с какой бы стати он стал бы это проделывать? А вы мастер ставить всех в затруднения, Дикин.
Мне почему-то очень знакомо ваше лицо. Вы служили в армии?
— Никогда.
— Ни в Конфедеративной, ни в армии США?
— Ни в той, ни в другой. Я же вам уже говорил, что я противник всяческого насилия, — ответил тот безразличным тоном, повернулся и пошел вдоль состава. Генри проследил за ним мрачным взглядом, потом повернулся к О'Брайену и заметил:
— У меня такое чувство, как и у полковника. Мне тоже кажется, что я где-то видел его раньше.
— Кто же он?
— Не знаю и не могу вспомнить ни его имени, ни где я с ним встречался.
Вскоре после полудня вновь повалил снег. Поезд, состоявший сейчас только из пяти вагонов, пыхтел по извилистому ущелью, преодолевая подъем с приличной скоростью. В офицерском купе все оставшиеся в живых пассажиры, кроме отца Пибоди, мрачно готовились к трапезе. Клэрмонт повернулся и попросил Генри:
— Передайте отцу Пибоди, что еда уже на столе.
Когда Генри вышел, Клэрмонт обратился к губернатору:
— У меня совершенно пропал аппетит. Такое ужасное путешествие!
Капитан Оукленд и лейтенант Ньювелл пропали без вести. Кто знает, может, их уже нет в живых! Может, они убиты, а шериф не имеет ни малейшего представления, кто... кто... О, господи! Ведь он, возможно, находится среди нас... Я имею ввиду убийцу.
— Десять к одному, что его здесь нет. Он остался там, в ущелье, коротко заметил Пирс.
Губернатор качнул головой.
— Откуда вы знаете? И кто это вообще может знать? Один бог знает, что еще может случиться!
— Я лично не знаю, но судя по физиономии Генри, что-то уже случилось.
У Генри, который в этот момент появился в купе, был чрезвычайно затравленный вид. Кулаки его конвульсивно сжимались и разжимались. Он хрипло произнес:
— Я не могу найти его, сэр... проповедника. В спальном вагоне его тоже нет.
Губернатор и Клэрмонт многозначительно переглянулись, словно почувствовав что-то недоброе. Лицо Дикина на мгновение окаменело, в глазах промелькнуло мрачное и холодное выражение. Затем он расслабился и буркнул небрежным тоном:
— Он, наверняка, где-то поблизости. Я разговаривал с ним пятнадцать минут назад.
— Я это заметил, — угрюмо проворчал Пирс. — И о чем же вы разговаривали — Он пытался спасти мою душу, — объяснил Дикин.
— Прекратите разговоры! — голос Клэрмонта звучал спокойно. — Обыщите состав!
— В этом поезде происходят странные вещи, — заговорил О'Брайен. Возможно он находится в поезде, а возможно, его уже нет в поезде. Если это так, значит он где-то на линии. В пропасть он свалиться не мог, ибо на пути больше не было никаких ущелий. Если он действительно на линии, то нам нужно вернуться назад, чтобы разыскать его там.
— Понятно! Генри, передайте Банлону, чтобы он остановил состав!
Генри побежал выполнять приказ, а губернатор, Клэрмонт и О'Брайен вместе с Пирсом двинулись по вагонам в конец состава. Дикин остался в кресле, не имея ни малейшего желания куда-то идти. Марика смотрела на него далеко не дружелюбно.
— Может быть, ему плохо... Может быть, он ранен или умирает, а вы сидите тут и даже не собираетесь его разыскивать!
Дикин скрестил ноги, закурил сигарету и удивленно спросил:
— Зачем Кто он мне? К черту преподобного!
— Кто вы? — прошептала она.
Он пожал плечами.
— Джон Дикин.
— Что вы за человек?
— Вы же слышали, что сказал шериф...
Он замолчал, так как из коридора послышались голоса — громкие и возбужденные. В купе вошли Пирс, Клэрмонт, губернатор и О'Брайен.
— Если его здесь нет, — говорил Клэрмонт, — то он, вероятно, выпал с поезда и лежит где-нибудь на линии. В поезде его нет!
Банлон вел состав в обратном направлении. Одна миля сменяла другую, но никаких следов преподобного не наблюдалось. На последней площадке состава стояли четверо: полковник Клэрмонт и Пирс следили за левой стороной, губернатор и О'Брайен — за правой. Не было абсолютно никакого намека на то, что преподобный отец Пибоди выпал или был сброшен с поезда.
Клэрмонт выпрямился и повернулся, то же самое сделал майор О'Брайен с противоположной стороны. Он медленно покачал головой и майор неохотно кивнул в знак согласия. Потом он перегнулся через поручни и стал сигналить Банлону. Последние пятнадцать минут машинист постоянно следил за хвостом состава и, заметив знак, махнул рукой. Поезд остановился и уже через несколько секунд двинулся в обратную сторону.
Все четверо нехотя покинули площадку и вернулись в офицерское купе.
Клэрмонт созвал всех, кто остался в живых, за исключением Банлона и его помощника Рэфферти. Все старались не встречаться взглядами.
Клэрмонт устало провел рукой по лбу.
— Какой-то кошмар, и только! Мы знаем, что Пибоди в поезде нет. Мы знаем, что он нигде не мог сойти. И все же его никто не видел с тех пор, как он вышел из этого купе. Но ведь человек не может исчезнуть просто так!
— Клэрмонт оглядел присутствующих, но никто не шевельнулся, слышались лишь осторожные шаркающие шаги Карлоса, чернокожего повара, которому было явно не по себе в присутствии господ.
— Не мог же он просто так исчезнуть! — повторил Клэрмонт.