— Ошейник, подсказала Лола.
— Да, ошейник, сталь ошейник с тяжелым замок. Ключ у старосты квартала. Торговцы не давать ему вино. Тогда человек сам потом бросать пить. Надо Спагетти так лечить.
— Хороший закон, — сказал начальник лагеря, — но у нас свои меры, тоже подходящие. Проще было бы изгнать Макаронова с территории «Планеты» и пригласить другого фотографа. Но наш долг ему помочь, хотя избавиться от такого недуга дело нелегкое.
— Я не понимаю, у нас что, исправительно-трудовая колония или международный пионерский лагерь? — недовольно сказала старшая пионервожатая.
— Не исправительно-трудовая, правильно, — спокойно ответил начальник пионерлагеря. — Только прежде чем выносить окончательный приговор, надо дать человеку последний шанс вернуться к нормальной жизни.
— Замир Зафарович, — решительно заговорила Ангелина Великановна. — Я тоже за ваше предложение. Но ведь проблема относительно съемок остается неразрешенной.
— Вот именно, — подхватила старшая пионервожатая и одобрительно посмотрела на Ангелину Великановну. — Я считаю, можно будет пополнить коллекцию фотографий за счет научной базы заповедника. После вашего возвращения попросим у научного центра фотографии животных и птиц, со всеми красотами местности. Я уверена, товарищи пойдут нам навстречу.
— Нет, лучше мы сами будем фотографировать, — возразила Лола.
— Правильно, — поддержал Вундергай. — Фотодокументы должны отражать жизнь нашей экспедиции, а не научного центра.
— А мне нужно увезти домой фотографии про этот поход, — с приятным акцентом сказала Цветана. — Будет добрый знак моей практики.
Затрещал селектор внутренней связи. Начальник лагеря потянулся к тумбочке и нажал кнопку на аппарате. Из репродуктора вырвался голос дежурного:
— Товарищ начальник лагеря, вас вызывает Ташкент. Пройдите, пожалуйста, к телефону в свой кабинет.
— Хорошо, иду. — Замир Зафарович отключил аппарат и заторопился. — Это меня стройтрест вызывает. Видно, влетело им от большого начальства. Третья смена на носу, а пятый корпус без окон и дверей. Это пострашнее, чем экспедиция без вашего Макаронова-Спагетти. Ну, вы здесь пока сами подводите черту.
Замир Зафарович поспешно вышел из штаба.
— Так мы и не пришли к общему знаменателю, — сказала старшая вожатая, поправив на руке электронные часы. — Что будем делать с фотографом? Давайте предложения.
— Почему не пришли? — сказал Вундергай. — «Общий знаменатель» — это Аяр, а там посмотрим. Утро вечера мудренее…
— А ваше мнение на этот счет? — подчеркнуто обратилась старшая пионервожатая к Ангелине Великановне.
— Нечего тут говорить, — торопливо ответила Ангелина Великановна. — Подъем для членов экспедиции завтра на час раньше, в семь ноль-ноль.
— В таком случае повестка дня исчерпана, — заключила старшая пионервожатая. — Постарайтесь, чтобы до рассвета никаких ЧП. А сейчас идите на ужин.
Сеанс гипноза
В этот час Спагетти испытывал острое чувство одиночества. Казалось ему, будто провалился он в глубокий колодец, и нет возможности выбраться по отвесной и скользкой стене, зови не зови — бесполезно. Края колодца выхватывают синий кусочек неба, в котором, как в прозрачном роднике среди ночи, вздрагивает звездочка надежды. Хищные грифы кружат над черной дырой в ожидании кончины пленника. И шакалы нетерпеливо заглядывают в каменный мешок, где в печальной безысходности погибает талантливый и совершенно безвольный Степан Макаронов.
Он даже прослезился. Ему стало так жаль себя: Спагетти, пьяница, слабовольный человек, оплакивал несостоявшегося деятеля фотоискусства Степана Макаронова. Ведь поклялся в день вступления на территорию пионерлагеря — никогда больше не брать в рот спиртного. Понадеялся на ответственность перед вожатыми и пионерами. Но стоило поехать за фотоматериалами в город, встретить приятеля, как вся его ответственность растворилась в пяти кружках пива и трех бутылках сухого. И пошло, пошло… В фотостудии из мензурки, как микстуру, пил уже в одиночку. Теперь, гражданин Макаронов, жди справедливой расплаты.
Ситуация с каждой опорожненной мензуркой становилась все трагичнее, В темноту въедался кровавый свет фонаря, которым Спагетти пользовался для проявления пленок и фотографий. Окно было наглухо зашторено.
В нескольких метрах от себя точно в таком же кресле он увидел человека во всем белом. Черной головней торчит череп. Медленно ворочается, беззвучно шевелит губами. Над обгоревшим черепом вздыбился фиолетовый дракончик, готовый вцепиться в макушку. Спагетти наклонился вперед, чтобы убедиться, не мерещится ли все это. Мертвец с готовностью подался ему навстречу. Спагетти выронил мензурку с вином, стал судорожно шарить обеими руками по полу, при этом сполз с кресла, поднял голову, ужаснулся. Кошмар! Мертвец на четвереньках подползал к нему. Что-то знакомое показалось в облике призрака.