— Вольно, — не останавливаясь, Вундергай весело откозырял в ответ. — Молодец, из тебя выйдет отличный солдат.
— А я не хочу только солдатом быть, — кричал вслед малыш. — Я хочу, чтоб такая полоска была!
— Будет, — Вундергай помахал малышу рукой.
Возле старой орешины, которая раньше отделяла группу обреченных на слом частных домишек от нового массива, он приостановился. Теперь от тех домишек не осталось и следа. Их место занял трехэтажный дом быта и автостоянка. Еще совсем недавно отсюда раздавалось мычание коров и петушиный крик, а махаллинские мальчишки ватагой гоняли мяч в одни ворота.
Вундергай постоял с минуту, издалека разглядывая витрины, оторвал с ветки орешины атласный лист и, погладив его ладонью, положил в карман кителя. Он оглянулся, затем пошел дальше. Неожиданно сзади на него упало что-то громадное, тяжелое, рычащее и зажало в железные тиски. Так в непроходимых джунглях может наброситься из засады орангутанг или горилла. Однако рефлекс бывшего пограничника сработал мгновенно.
Вундергай сжался, резко пригнулся к земле, перебросив противника через себя. Раздалось: «Ух ты», — что-то грузное, подминая живую изгородь, с треском повалилось рядом. Вундергай быстро выпрямился, глянул перед собой, намереваясь скрутить наглеца и оттащить куда следует. Но тут он растерянно развел руками и произнес: «Бабашкин, друг мой! Ты, что ли?! Ну, диверсант-налетчик, на своих кидаешься!»
— Проверка реакции. Твоя бабка такую рекламу тебе сделала. Мы всем отрядом перечитывали письмо от твоего командира, — сказал Бабашкин, морщась от боли. Видно, сильно поцарапал спину подстриженными кустами.
— Я же мог тебе шею свернуть, — с укором сказал Вундергай.
— А я тебе переломить хребет, — ответил Бабашкин, поправляя на себе красную майку. — У меня первый юношеский разряд по борьбе.
Вундергай крепко обнял друга.
— Ну, Бабашкин, не узнаю тебя. Здоров как бык, — отступив на шаг, Вундергай с восхищением оглядел друга. — Приземистый, косая сажень в плечах, нашпигованный стальными мускулами. Хорош мальчик, не придерешься.
Они еще раз обнялись.
— Совсем вернулся или опять на побывку? — спросил Бабашкин.
— Почему на побывку? — не понял Вундергай. — Как положено — после окончания службы.
— А чего же форму не снял, товарищ сержант?
Вундергай улыбнулся:
— Жаль расставаться. Мне в ней там везло.
Бабашкин заулыбался:
— Скажи уж честно, хочешь похвастать знаками отличия. На штатской форме они не так будут смотреться.
— Так точно, — весело согласился Вундергай.
— А то девочки не будут любить.
— Будут.
— Это почему же?
— Что касается любви и дружбы с девочками, то здесь, Бабашкин, главное не форма, а содержание. Учти, дорогой, девчонок интересуют умные и сильные ребята.
— А некоторых кривляк интересуют пижоны с валютой! Это же факт?!
— Таких не стоит принимать всерьез, Бабашкин.
— А если приходится?
— Тогда терпи неприятности.
— Я благодаря одной такой «неприятности» стал перворазрядником и победителем городской олимпиады школьников. Теперь в школу, на стадион, в кино и десерт-холл она ходит только со мной. Мы вместе пьем клубничный сок и слушаем музыку.
— Постой, Бабашкин, уж не влюбился ли ты в мое отсутствие?
— Не знаю, как это называется, но мне с ней интересно.
— Симпатичная?
— Ага, сумасшедшая.
— Оказывается нельзя мне оставлять тебя надолго одного, — шутливо сказал Вундергай. — Того и гляди женишься.
— Не волнуйся, она не выйдет за меня, пока я не стану чемпионом страны.
— Ух ты, ну и подружка у тебя. С претензиями! Ты уж извини меня, Бабашкин, насчет «вертихвостки».
— Ты же не ее имел в виду, а вообще. Я так и понял.
— И правильно понял. Честно говоря, скучал по тебе, часто вспоминал.
— А я про тебя каждый день думаю, — просто сказал Бабашкин, глянув прямо в глаза другу.
— Какие новости на родном участке?
— Я веду секцию вольной борьбы. С малышней занимаюсь… Заканчиваем строительство зимнего бассейна. Нашего инспектора Али, ты, наверное, уже знаешь, перевели в угрозыск. И последнее — твоя красавица стала инструктором комсомола…
— О ком это ты? — спросил Вундергай, хотя уже догадался, что речь идет о Хадиче.