Укусив жену за верхнюю губу и не увидев в её глазах ни страха, ни удовольствия, а лишь привычный холод, но не покорность, князь Фариус разочарованно оттолкнул её в сторону, разрывая на ней платье. И всё то время, что они провели в карете, Многоликая не кричала, умоляя, не стонала от страсти, она оставалась всё так же безучастна. Смотрела на него, не моргая, и Дейрос понемногу успокаивался. Он даже не стал выяснять, кто из стражников помешал ему, а лишь с рычанием пересел на запасного коня, оставив супругу во тьме кареты поправлять то, осталось от некогда роскошного платья.
И вот сейчас одержимый пьянел от придушенных криков и мольбы о помиловании, вырывающихся изо рта крепкого мужика, что пытался забиться в угол камеры, когда князь Фариус ленивым движением вспорол кожу у него на груди. Мужчина захлёбывался слезами и выл, раззадоривая в Дейросе демоническую сущность. А другие пленники возносили молитвы всем известным им богам, что князь сегодня посетил не их. Когда крики стихли и одержимый покинул свою жертву, то в полутьме камеры было уже не разобрать, во что превратилось тело несчастного.
Успокоившийся князь приказал подать поздний ужин, а на утро велел Многоликой и Воибору явиться к нему в кабинет.
Первым, как всегда, прибыл целитель. Прямо с порога он начал сетовать на то, что его не допускают к княжне, что Многоликая не даёт осмотреть Лилитту под предлогом, что это ей и Эрне было велено решить проблему. Воибор подобострастно заглядывал в глаза своего господина и скрипел, что княгиня и некромант последнее время стали часто видеться и проводят много времени вместе. Нет ли между ними чего? На это Дейрос лишь утробно смеялся, похлопывая целителя по плечу:
— Неужели ты думаешь, что моя жена вообще способна кого–то любить? Или испытывать страсть? Взгляни на неё! Она не умеет ничего чувствовать: ни боли, ни страха, ни вожделения. Сначала это было так интересно, но и сейчас, двадцать лет спустя, не даёт мне покоя. Вот, например, вчера…
И Воибор заинтересованно таращил глаза, когда князь Фариус рассказывал о вчерашней поездке. За этим приятным разговором их и застала Многоликая. Безуспешно Виобор искал в ней признаки вчерашнего действа: она была безупречна в своём спокойствии, лишь тёмно–синее платье имело высокий воротник–стойку, а на шее был замысловато повязан бледно–голубой платок. Про себя Виобор ухмылялся: Эрна накануне отбыл упокаивать очередное кладбище и не знал, как поживает его дражащая госпожа. От удовольствия целитель даже начал громче, чем обычно, кряхтеть, пока князь Фариус его не одёрнул. Дейрос потребовал от Многоликой отчёта о состоянии княжны, чтобы она объяснила, почему не даёт Виобору оценить состояние Лилитты.
Многоликая бесстрастно доложила, что разум постепенно возвращается к их дочери, как и воспоминания, но Лилитта ещё очень слаба, поэтому она опасается предпринимать активные шаги по принудительному пробуждению демона, не уверенная, что в противном случае он не подчинит себе княжну.
— Я склонен с тобой согласиться. Среди нас случается, что демон пробуждается не сразу, хоть и редко. Чаще одержимые сходят с ума, не в состоянии справиться с мощью демона. — После этих слов Дейрос особо пристально взглянул на супругу: — Их убивают. Я был бы очень опечален, если лишусь дочери, ведь княжество не должно оставаться без наследника.
Пока князь говорил, Воибор не отрывал взгляда от фигуры Многоликой, которую — имперку, чужачку — в замке прозвали так в шутку, за всегда безжизненное выражение лица. Самое интересное, что княгиня ни секунды не протестовала против такого обращения, будто признавала его правильность. «Она нечеловечески спокойна,» — рассуждал целитель, не дождавшись какой–то более или менее эмоциональной реакции со стороны обсуждаемой персоны: на лице не дрогнул ни один мускул, не дрожали руки, не участилось дыхание. «Если бы я не видел, что она человек, то заподозрил бы…» — но кто это был бы, Воибор так за все эти годы и не решил.
В итоге князь приказал Многоликой обеспечить доступ к Лилитте целителю. С лёгким поклоном княгиня пообещала выполнить всё в точности и поспешила к дочери, чтобы успеть первой и дать указания, что стоит говорить при Воиборе, а что — нет. Девочку она нашла в библиотеке. При её приближении та что–то спрятала в рукаве, но спрашивать Многоликая не стала, сделав вид, что ничего не заметила. Она надеялась, что девочка ничего вы выкинет при Воиборе: не станет произносить что–то непонятное, подозрительно себя вести и задавать неудобные вопросы. Запоздалое сожаление кольнуло княгиню: не совершили ли они с Эрной ошибку, когда решили держать девочку в неведении относительно происходящих в замке событий и угрозы, что над ними всеми нависла.