Деревенька, название которой Реми даже не пытался запомнить, встретила их несколькими покосившимися домишками, сложенными из посеревших брёвен, откуда–то надтреснуто брехал пёс, а самих жителей видно не было. Стражники настороженно проследовали по главной улице к самому солидному зданию. Оно имело два этажа и пристройку. В деревянную дверь бухнул сапог, а в ответ раздался скрип со стороны пристройки. Оттуда показался древний старик, чьё лицо украшали куцая бородёнка и седые брови, а крепкие ещё руки держали рогатину, глаза смотрели внимательно и настороженно. Реми был уверен, что против княжеских стражников никто не пойдёт, но непроизвольно опустил руку на эфес меча.
— Что вам надо? — голос старика был сухой, как хруст ветки.
— Так ты встречаешь княжеских воинов! — Реми сделал несколько шагов в сторону собеседника, но тот остался спокоен, будто и не слышал угрозы в голосе Сальвы.
— Что мне до князя и его воинов? Мы живём мирно, платим налог, — последнее слово старик выделил особо, — потому князю дела до нас и нет. Но вы зачем–то здесь. Зачем? — он упер рогатину в землю и оперся на неё, перенеся вес тела. Реми заметил, что правой ногой старик касался земли лишь условно.
— Меня зовут Реми Сальва, и я прибыл сюда по приказу князя, — он помолчал, собираясь с мыслями. Зам начальника стражи никогда не отличался красноречием. — Мне поручено разузнать о неком Марси. — на эти слова старик вздрогнул. — Он родом из этой деревни, — пояснил Сальва под пристальным взглядом собеседника. — Что тебе о нём известно?
— Марси… — старик прикрыл глаза, которые на несколько мгновений заволокло дымкой. А затем в его взоре вспыхнул яростный огонь: — ты смеешь спрашивать, где мой дорогой и единственный внук! — старик грозно двинулся на стражников. — Когда вы сами забрали его в замок ещё год назад?!
— Обожди! — На солнце блеснул металл извлекаемого из ножен меча Сальвы. — Или ты не хочешь, чтобы твой внук остался сейчас без деда!
— Что мне до своей жизни! Я своё уже прожил. А вот внучек… — старик вдруг вздрогнул, а затем ссутулился. — Но после того, как Марси отправился к вашему князю в услужение, мы его больше не видели! Так что мне нечего сказать тебе, стражник, — на этих словах старик скорбно опустил седую голову.
— Не видели? — Реми нахмурился. Он был готов к чему–то подобному, но всё же был разочарован, что ниточка оборвалась. Не выполнить приказ князя. Стражник внутренне содрогнулся, судорожно размышляя, как теперь быть. Старик, что так и не назвал своего имени и которое было Сальве и неинтересно, обессиленно опустил своё примитивное оружие. Кажется, собеседники оба поняли, что Марси им больше не видать, живым по крайней мере. Деду об этом говорило родственное сердце, а Реми — опыт военного. Решение было принято мгновенно: — Тогда ты сейчас нам покажешь его комнату, чтобы осмотреть её.
— Да как ты смеешь… — но старик не договорил.
— Я и не такое смею. Здесь и сейчас власть — это я! — отчеканил Сальва. И собеседник подчинился. И прошли они в старый дом, в котором из мебели были только стол, лавки, печка и шкаф. И поднялись по скрипучей лестнице, чтобы попасть в маленькую, но уютную комнатку.
Из сохранившихся остатков человечности зам начальника стражи не приказал перевернуть всё вверх дном, а ограничился лишь комнатой Марси: разворошил постель, обыскал стоящий у стены и потрескавшийся короб, одним движением смел какие–то фигурки с навесных полок. У бывшего — в этом стражник не сомневался — поварёнка не было ничего ценного, демонами не пахло, но прошёл уже целый год, как тот покинул родной дом. Марси был и оставался призраком. Усевшись на смятую постель, пока остальные стражники простукивали пол и стены, Сальва припомнил всё, что выяснил о мальчике в замке: да, прибыл год назад, да, никуда из замка не отлучался, ни с кем конфликтов не имел, был тих, как мышь. И также тихо исчез. Похоже, здесь им ловить было нечего. Или…
— Скажи, старик, — обратился к в миг растерявшему былой задор старику Реми, — а у Марси есть ещё родственники?
— Нет, с чего бы! — вскинулся тот, но как–то вяло. — Князь всех забрал, кого в стражу, кого так, себе на потеху.
— Ты что–то слишком смел, — протянул Сальва угрожающе, но неискренне. — Всыпать ему палок! — приказал он и зашагал вниз по лестнице, зная, что двое его спутников подхватывают старика под руки, чтобы выволочь следом во двор, бросить на землю и отходить его же рогатиной. За непочтительные слова в отношение князя. Старик не произнёс ни слова за всё время избиения. Реми почувствовал к нему невольное уважение и приказал прекратить экзекуцию. И на том их дела в деревне можно было считать законченными.
Ночь Лилия Львовна провела беспокойно, ей снился родной салон, где она вот уже двадцать лет принимала клиентов, где её руки ложились на гадательный шар или вытаскивали из бархатного мешочка костяные пластинки с выгравированными на них рунами, где всегда освещение было приглушено, а окна плотно зашторены, где чадили курительные палочки и тлел кончик сигареты в её выкрашенных чёрной помадой губах… От последнего воспоминания–ощущения она и пробудилась.
И обнаружила себя всё также окружённой красным цветом. Медиум Чёрная Лилия приглушённо простонала, но мыслью, которая заглушала все остальные, было: «Курить!» Пытаясь не обращать внимание на тонкие ручки и нежные пальчики с прозрачной кожей, она откинула бордовое одеяло и опустила такие же молодые и гладкие ноги на пол. Ступни сразу же ощутили мягкий ворс ковра. Лилия Львовна сделала несколько неуверенных шагов в сторону трюмо, где ей удалось вычленить из обилия красного несколько коробочек. Медиуму хотелось верить, что в них она найдёт сигареты. Но, уцепившись непослушными, чужими пальцами в трюмо, она оторопело глядела в зеркало.
Перед ней предстала девочка лет пятнадцати–шестнадцати, со смоляными густыми волосами, неприбранными волнами струящимися куда–то за спину. Огромные чёрные глаза были распахнуты в панике и непонимании. Кожа на лице бледна и очаровательно юна. Лилия Львовна мотнула головой, от чего мир в глазах завертелся, а сама она чуть не упала, но вовремя успела опереться о банкетку, стоящую перед трюмо. Чёрная Лилия решила присесть, а её руки начали бездумно перебирать всяческие заколки и гребни, разбросанные перед ней. Но разум медиума был далеко. В её воспоминаниях переворачивались страницы старой, потрёпанной книги, а взор видел строки:
Между миром живых и миром мёртвых грань тонка и призрачна, как паутина. Один неосторожный шаг медиума способен разорвать эту тонкую нить, забрасывая разум говорящего с духами так далеко, что оттуда нет и не будет возврата. И никто никогда не возвращался из того мира, а тела потерявших душу медиумов лишь истлевали бесхозными оболочками. Если их не занимал дух, призрак или заблудшая душа. И в тот момент начиналась охота на одержимого…
— Что же случилось со мной… — непослушными губами прошептала Лилия Львовна. В голове всё ещё стоял туман, снова захотелось курить, но сигарет нигде не было, а коробочки тоже оказалась полны сверкающими браслетами, серьгами и колье.
— Это всё не то! — в истерике воскликнула медиум. — Где я?! Кто я?! — резким движением она смахнула в поверхности трюмо все украшения, и те зазвенели о пол, разлетаясь сияющими каплями. Лилия Львовна задыхалась от бессилия и неизвестности.
И в тот момент начиналась охота на одержимого…
Двери комнаты распахнулись, и показались две девушки в передниках и каких–то несуразных платьях. На их лицах застыла настороженность.
И в тот момент начиналась охота на одержимого…