— Sie wissen selbst, dass wir bei den Offizieren die Papiere abholen müssen. [14] — хмуро ответил его товарищ, ворочая труп седого мужчины в разорванной пулями гимнастёрке.
— Denkst du, dass dieser Jude ihr Offizier war? [15]
— Wer dann? Schau dir seine Achselklappen an. [16]
— Uh, Mistvieh! Wieviele Kameraden haben wir wegen ihm verloren! [17]
Эпилог
Ноябрь сорок третьего не баловал погодой. Правильнее сказать что, он баловался, и осенние дожди то и дело сменялись зимними морозами. «Додж» крепко тряхнуло, и командир второй Еврейской дивизии полковник Шнитко выругался, ударившись о дугу.
— Мойша! Где твоя «Эмочка»?
— В гараже. — Коротко ответили с заднего сиденья. Потом голос прозвучал снова:
— Таки мы бы на ней сейчас лежали под этим, с позволения сказать, мостом.
— Ка-а-апитан Абрамзон! Перестань косить под еврея, ты по-русски лучше меня разговариваешь! — рассмеялся полковник.
— Ай, командир! Ну как же говорить бедному еврею, да ещё и в еврейской дивизии? Потише гони, Миша, — капитан ухватился за спинку сиденья и стал неотрывно смотреть в боковое стекло.
— Здесь? — глухо спросил Шнитко, с жадностью высматривая что-то впереди.
— Чуть, чуть. Стоп!
От резкого торможения машину повело, но водитель справился. Открыв дверцу, первым вышел Шнитко, за ним неуклюже вылез Абрамзон. Следующий за «Доджем» полугусеничный «М-43» с устремленным в небо «Браунингом» остановился тоже, и из кузова посыпались автоматчики.
Оглянувшись, полковник поморщился:
— Скоро, и в сортир будешь с охраной ходить.
— Лишь бы не с конвоем, — меланхолично ответил Абрамзон, внимательно смотря под ноги, — Осторожней Архип Иоанович, здесь склизко…
Спустившись с насыпи, офицеры прошли до берега протоки, и остановились:
— Точно здесь?
— Я знаю? — Проворчал капитан. — Окопы копали здесь.
Медленно и торжественно офицеры сняли шапки. Давно дожди и снег размыли окопы и воронки, но ещё были видны почерневшие опоры моста, торчащие из стылой воды как больные зубы.
Надев шапки, полковник и капитан пошли обратно:
— Нет, стрелять сейчас не будем, — ответил Шнитко, заметив расстегнутую кобуру «Кольта» у Абрамзона. — Вот устроимся в городе, проведём митинг, тогда и салют будет. Займись этим, Мойша. Да и памятник надо сделать, хоть деревянный.
Подождав, пока офицеры усядутся в «Додж», лейтенант взвода охраны скомандовал:
— Быстро в машину!
Закинув «Томпсоны» за спину бойцы стали запрыгивать в кузов. Последних уже подхватывали за руки, и затягивали в движущийся транспортёр.
Красная армия возвращалась. «Никто не забыт, и ничто не забыто!»
Июнь 1958 года. Белостокское высшее военное авиационное училище имени дважды Героя Советского Союза Кличко П. В. Приёмная комиссия.
Сидящий на жёстком стуле подполковник, вытер лысину большим платком и вновь надел фуражку. С тоской посмотрев в окно, где на постаменте замер рвущийся в небо серебристый «Тандерболт», с бережно сохраненной надписью «От американских рабочих — героической Красной Армии!», опять вздохнул, и кивнул стоящему у дверей сержанту.
В распахнутую дверь зашли очередная группа, и разошлась к столам лейтенантов. Развернув газету, офицер начал читать статью об очередном кризисе в зоне Суэцкого канала. Некоторые абзацы он обводил красным карандашом, привычно действуя левой рукой.
— Товарищ подполковник.
Отложив газету, председатель комиссии посмотрел на лейтенанта, и смущённо переминающего с ноги на ногу высокого парня в тщательно выглаженном, но явно перешитом пиджаке.
— Что у вас?
— Вы приказали докладывать о таких абитуриентах. — Доложил молодой офицер, протягивая серую папку.
— Опять что ли молодой? — добродушно протянул председатель, открывая папку, — Идите, товарищ лейтенант. А замполиты на то и существуют, чтобы разбираться с каждым отдельно.
Он углубился в чтение документов, а парень, наконец-то решился и спросил:
— Товарищ подполковник, разрешите спросить?
— Угу, — буркнул офицер.
— А что с рукой то? А то у моего батьки тоже рука ранена, так мамка такую мазь сама варит!
— Да не поможет мне твоя мазь. Под Афинами осколком цапнуло, нерв перебило… — рассеяно ответил офицер, и внезапно ткнул пальцем в папку: — Так ты ещё молодой! Хоть и техникум закончил. Экстерном что ли? Но как же мы тебя примем, если у тебя день рождения только двадцать пятого июля…