— Ну, коллега, это вы зря. Не стоит так унывать. Вот, кстати, может быть, вы мне что-нибудь подскажете, с этим непонятным эпизодом.
Подмосковье. «Ближняя дача». 1961 год.
Иосиф Виссарионович сидит за массивным столом. Откладывает в сторону бланк правительственной телеграммы, снимает очки, и после недолгого размышления, улыбаясь, говорит.
— Значит родился. И тоже, Лёшкой назвали. Ну что же парнишка, будь счастлив, радуй родителей. Мы от тебя ничего не попросим, ты уже всё сделал.
Время действия неизвестно, место тоже.
— И ничего не могу понять. Абсолютно загадочный эпизод, проследили потом поминутно, до самой смерти, но никаких упоминаний этого имени больше не было.
— А проверить по дате рождения, и проследить судьбу каждого Алексея?
— Коллега… — укоризненно тянет профессор, — Их же тогда родилось больше тысячи, никаких ресурсов не хватит за каждым следить. Вы лучше расскажите, как в ваших мирах дела с космосом обстоят.
— А никак. Он никому не нужен. Автоматы ковыряются в Солнечной Системе, и всё, — коллега поднялся из кресла и подошел к стене, которая тут же обрела прозрачность. С километровой высоты деталей было не разобрать, но алмазная нить орбитального лифта сверкала в лучах Солнца, как миллиарднокаратный бриллиант лучшей огранки.
— Не понимаю, — недоуменно проворчал профессор, тоже подходя к окну, — Непрерывное развитие, в том числе и территориальное, это же аксиома развития. Где же совершать подвиги молодым, как не на фронтире?
— Вы правы, профессор. Пора и мне на фронтир, глотнуть свежего воздуха, пусть даже из системы регенерациии. Это мне очень нужно, чтобы не задохнуться, изучая эти гнусные, закрытые мирки!
— Ага, и парочка подвигов тоже не помешает, — лукаво улыбнулся профессор, — Как хоть её зовут, коллега?