– Астраханский край уникален, – поймав мою мысль, сказала Вера Зауэр. – Ни в каком другом уголке планеты нет такого мирного сосуществования различных национальностей, необычайной веротерпимости, хотя здесь проживает около 176 народностей.
– А с чем это связано? – поинтересовалась я.
– Основное население края было пришлым. Беглые крестьяне, ссыльные французские солдаты – всех прельщала астраханская земля. На ней организовывались подворья – индийские, турецкие… Никто не мог считать себя здесь главным. Еще причина – экономические связи. Получение прибыли жители ставили выше религиозных и национальных распрей. Основные промыслы астраханской земли соляные и рыбные – тяжелый труд. Главное на этих промыслах – терпимость друг к другу в коллективе. Да и климат не из легких, – рассказывала Вера Александровна.
В моем воображении вдруг всплыли деревянные остроконечные башенки лютеранской кирхи и дети, несущие зажженные белые свечи.
– А когда здесь появились лютеране? – спросила я.
– О, это были пленные из Литвы и Швеции, которых поселили тут еще при Иоанне Грозном. А более или менее сплоченное общество лютеран появилось в самом начале XVIII века. К 1713 году построили первый молитвенный дом. В 1720 году переименовали его в кирху. За всю историю лютеранства в Астрахани их было несколько. А эта деревянная кирха служит людям с 1888 года. Она последняя, дожившая до наших дней.
Неспешный рассказ этой женщины еще долго водил меня замысловатыми путями по уголкам и закоулкам истории то к «свадебному бунту» 1705 года, когда погибли почти все лютеране в городе, то к пожару 1729 года, когда в ночь под Рождество сгорели до основания кирха, церковная школа, весь церковный архив, то к событиям наших дней, начавших отсчет нового времени.
Я возвращалась домой, когда полная луна безраздельно властвовала на ночном летнем небе. День, казавшийся рутинно-обыденным, одарил меня удивительно яркими событиями. Я думала то о нарядно одетых детях, несущих в ладонях священный огонь, превращая существующий пока в этих стенах туберкулезный диспансер, в Евангелическо-лютеранскую церковь, то о голодных, оборванных питомцах приемника-распределителя. Я думала о том, как противоречив Мир, соединивший скверну и святость под одним сводом последней лютеранской кирхи.
«Последняя» – грустное слово. Звучит, как «последняя жемчужина». А может быть, не последняя, а единственная и неповторимая среди россыпи неповторимых жемчужин: мусульманских мечетей, православных храмов, еврейской синагоги, католического костела – религий и культур, оставивших красивые следы на земле сурового Астраханского края?
Следы, следы, следы… Мог ли предположить мальчик, родившийся в XV веке в бедной семье маленького саксонского городка Эйслебен, что оставит свой след на далекой астраханской земле? Мог ли знать Мартин Лютер, что религия, носящая его имя, пустит на этой земле корни? А если б знал, мог бы допустить, чтобы в стенах его церквей страдали души? Но все возвращается на круги своя. В Мир входят новые люди, чтоб поднять из праха времен утерянную культуру, возродить Веру и оставить свой достойный след на Земле.
Русский пьедестал
Геометрия большого города отражалась в геометрии витрин. Архитектура форм из стекла и бетона, укротив дикую природу, заставила ее ютиться в строго отведенных местах. Затерявшийся в автомобильных пробках полдень задыхался от смога. Темп, скорость, суета не давали шанса остаться наедине с собой, крепко-накрепко затягивая узел рутины. Бесчисленные потоки информации, стекаясь мутными ручьями в водоворот жизни, смывали возможность воспринимать мир живых красок, сводя к логической схеме расчет каждого прожитого дня. Ограниченное пространство квартир создавало их обитателям маленькие замкнутые мирки, в которых терялось ощущение единства с себе подобными, притуплялись чувства, черствели сердца. Естество городской современности, преклоняясь перед закордонной валютой, возведя ее на пьедестал вожделения, тонуло в чужой моде, в чужой музыке, чужих словах и мыслях. В воображении господствовали виртуальные миры. Искусственные формы, искусственный интеллект, искусственная жизнь…
В зале, вместившем в себя тысячи зрителей, витал дух праздника. Девушки, съехавшиеся на конкурс красоты со всех уголков России, доверив себя профессиональным визажистам и парикмахерам, наносили последние штрихи своей блистательной внешности.
Взыскательное жюри, отгородившись от зрительного зала аурой недоступности, расположилось перед сценой в уютных креслах за небольшими лакированными столиками. Воздух дышал дорогим парфюмом и ожиданием.