Богемную идиллию разрезал долгожданный голос ведущего, известившего всех присутствующих о начале конкурса. Подхваченный волной одобрительных аплодисментов, он поплыл по рядам, растекаясь до самых отдаленных уголков сладковатым туманом предвкушения. Миг, и дефиле красавиц утвердило начало праздника.
В эти дни ничто не ускользнуло от строгих глаз жюри: ни длинные стройные ноги, ни роскошные волосы, ни вожделенные размеры 90-60-90. Одна отработанная походка сменяла другую, третью… пятую, уступая место откровенным купальникам, подчеркивающим все достоинства женского тела. Звучала музыка. Прожектора, заигрывая с девушками, то касались их лучами света, то бросали им под ноги яркие разноцветные брызги. Сцена жила, дышала, преподнося залу хрупкое женское очарование. Блеск глаз и бижутерии, линии тела и линии костюмов, цвет волос и оттенки нарядов, все кружилось разноцветным конфетти на карнавале изящества. В закулисном волнении обсуждались необходимые тона румян, тональных кремов, длина наложенных ресниц и другие женские хитрости. Закулисные интриги этих дней приоткрыли не одну завесу тайн силиконовых грудей и ног. В калейдоскопе цвета, блеска, форм, рождался в горниле предвзятости образ королевы красоты. Девушки, претендовавшие на заветный титул, должны были уметь ходить, говорить, очаровывать. Весь зал, затаив дыхание, следил за каждым жестом, речью красавиц, за мыслями, которые роились в их прелестных головках (хотя, по большому счету, это было не столь важно). Те в свою очередь, завораживая присутствующих пленительными улыбками, умело утаивали, что за всей этой театральной легкостью скрыто долгое время тренировок, бесчисленное количество массажей и расслабляющих ароматических ванн.
И вот, спустя отведенное время, пройдя марафон нелегкого состязания, эта звенящая напряженность зала всем своим существом жаждала красивого финала. Настал момент, и взрыв аплодисментов подхватил имя победительницы. Бриллиантовая корона, венчая триумф, коснулась роскошной прически. Слезы… Слезы счастья… Восторженные вспышки фотоаппаратов, нескромные объективы телевизионных камер остановили миг желанного восхождения. Новая звезда взошла на небосклон богемной красоты. Новая «Мисс Россия» ступила на пьедестал славы.
Россия! Широка ты, Русь-матушка, величава – от южной Астрахани до западного мыса Провидения, от северного Мурманска до восточного города Находка – статна, красива, порой сурова, порой нежна, порой беспомощна, порой сильна. Но все это ты – Русь! Характер твой самобытен, красота – бесспорна.
Русская глубинка жила своей глубинной нетронутой жизнью. Проселочные дороги, покосившиеся одинокие домишки, деревянные церковки около немноголюдных селений – все это скрылось от столичных глаз где-то в глухих болотистых лесах.
Судьба на несколько дней позвала нас, троих неисправимых романтиков, далеких от деревенского быта горожан, в эти первозданные места под Тверью, скорее всего, не случайно. Еще не освободившись от впечатлений богемного праздника, мы вспоминали эпизоды его недолгой жизни, в которых еще звучала музыка, ослепляли улыбки, покоряло изящество…
Проселочные дороги, предложенные нам судьбой, уводя от звенящего салонного великолепия, вели нас в другой мир. Встретившись нам в океане жизни могучим айсбергом, мир русской глубинки предстал на поверхности этого океана великим исполином, скрыв в водах бытия большую часть своей глубинной сути.
Она вышла нам навстречу грациозная и статная одновременно. Привычно цыкнув на двух хрипло лаявших на нас «кавказцев», улыбнувшись, отворила калитку:
– Проходите, не бойтесь, они у меня смирные. – Ее глаза, в которых отражалась зелень лесов, смотрели на нас приветливо.
– Говорят, вы молоком торгуете? – спросили мы.
– Да, – опять улыбнулась хозяйка, грациозно откинув рукой непослушную прядь соломенных волос. – У меня не только молочко, творожок хороший есть, сметанка, маслице. А если желаете, и мясо найдется.
– И молоко можно, и творожок, и сметанку, – согласились мы.
– Подождите, я сейчас принесу, – сказала женщина и легкой походкой быстро исчезла в глубине двора.
Мы покосились на притихших около своих будок кавказских овчарок, огляделись по сторонам. Большой двор, огороженный бревенчатым невысоким частоколом, вмещал в себя целый мир, в центре которого стоял дом. Не очень новый, не очень богатый, он притягивал к себе возникшим ниоткуда ощущением уютного домашнего очага. Вдалеке виднелись какие-то постройки, а за изгородью копошились беспечные куры. За забором около двора, в сочной зелени травы, не проявляя к нам никакого интереса, пасся молоденький бычок. Это одинокое подворье со всех сторон обнимал дремучий лес. Глушь.